Молния расколола северный небосвод, вытравив чёрный силуэт башни Ночника на фоне бело-голубого неба. Спустя шесть ударов сердца докатился гром, похожий на дальний рокот барабанов.
Стражники провели Давоса Сиворта через мост из чёрного базальта и под железной решёткой с отметинами ржавчины. За ними через глубокий ров с солёной водой был переброшен подъёмный мост, поддерживаемый парой массивных цепей. Зелёные волны вздымались внизу, ударяясь об основание замка и выбрасывая вверх фонтаны брызг. Затем следовала вторая надвратная башня, больше предыдущей, её камни поросли зелёными водорослями. Давос споткнулся, проходя через грязный двор. Его руки были связаны в запястьях. Холодный дождь слепил глаза. Стражники подтолкнули его вверх по ступеням, внутрь пещерных каменных укреплений Волнореза.
Оказавшись внутри, капитан снял свой плащ и повесил на колышек, чтобы с него не капала вода на потёртый мирийский ковёр. Давос сделал то же самое, правда, ему пришлось повозиться с застёжкой из-за связанных рук. Он ещё не забыл об изящных манерах, изученных им за годы службы на Драконьем камне.
Они нашли лорда ужинающим в одиночестве в полумраке зала. Трапезу составляли тушёное рагу по-сестрински, хлеб и пиво. Вдоль толстых стен были установлены двенадцать канделябров, но только в четырёх из них торчали факелы и ни один из них не был зажжён. Две толстые сальные свечи давали скудный, мерцающий свет. Давос слышал, как дождь хлещет об стены и стук капель, отмечавший места, где крыша протекала.
- Милорд, - произнёс капитан. – Мы нашли этого человека в «Брюхе кита», где он пытался заплатить кому-нибудь за то, чтобы его вывезли с острова. При нём было двенадцать драконов и вот эта вещь.
Капитан выложил на стол перед лордом широкую ленту из чёрного бархата, отделанного золотой вышивкой, с тремя печатями на ней – коронованного оленя на золотом воске, пылающего сердца на красном и рукой на белом воске.
Давос промок, с его одежды капала вода, запястья саднило там, где мокрая верёвка впилась в кожу. Одно слово этого лорда и уже вскоре его могут вздёрнуть на Висельных Вратах Систертона, но, по крайней мере, сейчас он был избавлен от дождя и с твёрдым камнем под ногами, вместо качающейся палубы. Он был промокший, больной и измождённый, запутавшийся в сетях горя и предательства и до смерти устал от штормов.
Лорд вытер свой рот тыльной стороной ладони и поднёс ленту поближе к прищуренным глазам. Снаружи вспыхивали молнии, рисуя зубчатые огненные бело-голубые петли на доли секунды. Один, два, три, четыре, считал Давос, пока не пришёл гром. Когда стихло, он услышал стук капель и отдалённый рёв под ногами, где волны сталкивались с гигантскими каменными арками Волнореза и вихрем проносились по его подземельям. Он вполне может окончить свою жизнь там, прикованный к мокрому каменному полу, и оставленный захлебнуться, когда поднимется прилив. Нет, попытался сказать он себе, так мог бы умереть контрабандист, но не королевский Десница. Я заслужу большего, если он продаст меня своей королеве.
Лорд теребил ленту, хмурясь на печати. Это был уродливый человек, большой и мясистый, с плечищами, как у гребца и совсем без шеи. Грубая серая щетина с белыми пятнами покрывала его щёки и подбородок. Над массивными выступающими бровями возвышалась лысина. Его нос покрывали бугорки и красные ниточки лопнувших вен, губы были тонкими, а между тремя средними пальцами на правой руке виднелось что-то вроде перепонок. Давос слышал раньше рассказы о том, что лорды Трёх Сестёр имеют перепонки на руках и ногах, но всегда относил это на счёт моряцких россказней.
Лорд откинулся назад.
- Разрежьте его путы, - произнёс он. – И стяните с него эту одежду. Я хочу видеть его руки.
Капитан сделал, как ему велели. Когда он вскинул искалеченную левую руку своего пленника, молния сверкнула ещё раз, бросая тень укороченных пальцев Давоса Сиворта на жестокое и тупое лицо Годрика Боррелла, лорда Милой Сестры.
- Подделать ленту может кто угодно, - сказал лорд, - а вот эти пальцы врать не могут. Ты – луковый рыцарь.
- Меня так называли, милорд, - Давос сам был лордом, да и рыцарствовал он уже долгие годы, но глубоко внутри оставался тем, кем был всегда, прирождённым контрабандистом, купившим рыцарские шпоры за трюм лука и солёной рыбы. – Меня также называли именами и похуже.
- Ага. Предатель. Бунтовщик. Изменник.
Он ощетинился в ответ на последнее.
- Я никогда не менял своего плаща, милорд. Я человек короля.
- Только если считать Станниса королём. – Лорд взвесил его взглядом суровых тёмных глаз. – Большинство рыцарей, что пристают к моим берегам, ищут меня в моём зале, а не в «Брюхе кита». Это место – гнусный притон контрабандистов. Ты решил вернуться к старому ремеслу, луковый рыцарь?
- Нет, милорд. Я искал корабль до Белой Гавани. Король послал меня с сообщением для тамошнего лорда.
- Тогда ты оказался не там и не перед тем лордом, - казалось, лорд Годрик развеселился. – Это Систертон, на Милой Сестре.
- Я это знаю. – Хотя ничего милого в Систертоне не было. Гнусный городишко, свинарник, маленький, убогий и провонявший свиным навозом и тухлой рыбой. Давос хорошо запомнил это ещё в бытность контрабандистом. Три Сестры сотни лет были излюбленным убежищем контрабандистов, а перед этим – пиратским гнездом. Его дощатые улицы покрывала грязь, домами были плетёные мазанки, крытые соломой, а на Висельных Вратах обязательно болтались повешенные с кишками, вылезшими наружу.
- Я не сомневаюсь, что у тебя здесь есть друзья, - заметил лорд. – У каждого контрабандиста есть друзья на Сёстрах. Кое с кем из них я и сам дружу. А тех, кто в число моих друзей не входит, потом обычно вешают. Причём вешают их медленно, предварительно выпустив кишки до колен. – Зал снова осветила серая вспышка от молнии за окнами. Спустя два удара сердца раздался гром. – Если ты собирался в Белую Гавань, чего тебе нужно в Систертоне? Что тебя сюда занесло?
Приказ короля и предательство друга, мог бы сказать Давос. Вместо этого он ответил:
- Шторма.
Двадцать одно судно вышло в море от Стены. Если хотя бы половина из них осталась на плаву, Давос был бы потрясён. Чёрные небеса, яростные ветра и хлещущие дожди преследовали их всю дорогу на юг вдоль побережья. Галлеи «Оледо» и «Сын старухи» налетели на скалы возле Скагоса, острова единорогов и людоедов, где даже Слепой Бастард побоялся бы пристать к берегу; большой ког «Саатос Саан» пошёл ко дну близ Серых Скал. «Станнис заплатит за них», - кипел от злости Салладор Саан: «Он заплатит за них полновесным золотом, за каждый из них». Выглядело так, будто какой-то рассерженный бог требовал с них плату за ту лёгкость, с которой они доплыли до Стены с Драконьего Камня, подгоняемые устойчивым южным ветром. Другой шторм напрочь разорвал такелаж «Щедрого урожая», заставив Саллу взять его на буксир. В десяти лигах к северу от Вдовьего Дозора море взбунтовалось снова, бросив «Урожай» на одну из галлей, буксировавших его и потопив обоих. Остатки лиссенийского флота разбросало по узкому морю. Кто-то смог добраться до того или иного порта. Другие исчезли бесследно.
«Салладор Нищий, вот кем сделал меня твой король», - жаловался Давосу Салладор Саан, когда остатки его флота ковыляли через Укус: «Салладор Раздавленный. Где мои корабли? И где моё золото, где всё то золото, что мне обещали?». Когда Давос попытался уверить его, что он получит всё, что ему обещано, Салла взорвался: «Когда, когда? Завтра, на новую луну, когда красная комета вернётся снова? Он сулил мне золото и драгоценные камни, всегда обещал, но ничего я так и не увидел. У меня есть его слово, сказал он, о да, его королевское слово, он подписался под ним. Может Салладор Саан съесть королевское слово? Может ли он утолить жажду пергаментами и восковыми печатями? Может ли он завалиться с обещаниями на перину и трахать их до визга?»
Давос пытался убедить его сохранить верность. Если Салла оставит Станниса и его дело, уйдёт прочь, то он лишится любых надежд получить золото, которое ему причитается. Победивший король Томмен вряд ли захочет выплачивать долги побеждённого дядюшки. Единственная надежда Саллы – сохранять лояльность Станнису Баратеону, пока тот не завоюет Железный трон. В противном случае он не увидит и крупицы своих денег. Ему нужно быть терпеливым.
Возможно, другой лорд с медовым языком смог бы уболтать Лиссенийского принца пиратов, но Давос был всего лишь луковым рыцарем и его слова только провоцировали Саллу на новые вспышки гнева. «На Драконьем Камне я был терпелив», - говорил он: «когда красная женщина сжигала деревянных богов и вопящих людей. Весь долгий путь до Стены я был терпелив. В Восточном Дозоре я терпел… и мёрз, зверски мёрз. Наплевать, говорю я. Наплевать на твоё терпение, наплевать на твоего короля. Мои люди голодают. Они хотят снова трахнуть своих жён, пересчитать сыновей, увидеть Ступени и насладиться садами Лиса. Лёд, шторма и пустые обещание – этого они не желают. Этот север слишком холоден и становится ещё холоднее.
Я знал, что этот день настанет, говорил Давос себе. Я люблю старого жулика, но был бы круглым дураком, если бы доверял ему.
- Шторма, - лорд Годрик сказал это слово с такой нежностью, с какой иной мужчина мог бы произносить имя возлюбленной. – Они стали священными на Сёстрах ещё до прихода Андалов. Нашими древними богами были Повелительница Волн и Господин Небес. Каждый раз, когда они встречаются на супружеском ложе, начинается шторм. – Он подался вперёд. – Эти короли никогда не беспокоились о Сёстрах, да и с чего бы? Мы маленькие и бедные. И, тем не менее, ты здесь. Занесён ко мне штормом.
Занесён к тебе другом, подумал Давос.
Лорд Годрик повернулся к своему капитану:
- Оставь этого человека со мной. Он никогда здесь не был.
- Нет, милорд. Никогда. – Капитан вышел прочь, его влажные сапоги оставили отпечатки следов на ковре. Под полом бесновалось и грохотало море, стучась в основание замка. Наружная дверь закрылась со звуком, похожим на отдалённый удар грома и тут же, словно в ответ, сверкнула молния.
- Милорд, - произнёс Давос. – Если вы отправите меня в Белую Гавань, Его милость будет считать это актом дружбы.
- Я могу отправить тебя в Белую Гавань, - допустил лорд. – Или я могу послать тебя в какой-нибудь мокрый холодный ад.
Систертон и так в достаточной степени адская дыра. Давос боялся худшего. Три Сестры были непостоянными суками, верными лишь самим себе. Формально они присягали Арренам из Долины, но власть Орлиного гнезда над островами была в лучшем случае призрачной.
- Сандерленд потребует от меня твоей выдачи, стоит ему только узнать о тебе. – Боррелл распоряжался вассальным наделом на Милой Сестре, так же, как Лонгторп на Длинной, а Торрент на Младшей Сестре, но все вместе они присягали Тристону Сандерленду, лорду Трёх Сестёр. – Он продаст тебя королеве за горшок Ланнистерского золотишка. Бедному человеку пригодиться каждый дракон, если все его семь сыновей решили стать рыцарями. – Лорд поднял деревянную ложку и снова набросился на рагу. – Раньше я посылал богам проклятья за то, что у меня только дочери, но так было до тех пор, пока я не услышал, как Тристон льёт слёзы из-за цены на боевых коней. Ты бы удивился тому, сколько рыбы нужно продать, чтобы купить приличные доспехи.
У меня самого было семеро сыновей, но четверо из них сгорели и мертвы.
- Лорд Сандерленд присягал Орлиному гнезду, - вслух сказал Давос. – По закону он должен передать меня леди Аррен.
Он рассудил, что это будет лучшим выбором, чем оказаться в руках Ланнистеров. Хоть она и не принимала участия в войне Пяти Королей, Лиза Аррен была дочерью Риверрана и тёткой Молодого Волка.
- Лиза Аррен мертва, - заявил лорд Годрик. – Убита каким-то певцом. Сейчас в Долине правит лорд Мизинец. Где пираты?
Когда Давос не ответил, он швырнул ложку обратно на стол.
- Лисенийцы. Торрент заметил их паруса с Младшей Сестры, а перед ним Флинтс из Вдовьего Дозора. Оранжевые паруса, зелёные, розовые. Салладор Саан. Где он?
- В море. – Салла сейчас, должно быть, огибает Персты по пути на юг Узкого моря. Он возвращается на Ступени с несколькими кораблями, оставшимися у него. Возможно, ему удастся немного увеличить их число, если на его пути попадутся не слишком везучие торговцы. Немного пиратства, чтобы легче преодолеть долгий путь. – Его Милость отправил его на юг тревожить Ланнистеров и их друзей.
Эту ложь он заучил наизусть, пока грёб сквозь дождь по направлению к Систертону. Рано или поздно мир узнает, что Салладор Саан ушёл от Станниса Баратеона, лишив его флота, но он не хотел, чтобы эта весть прозвучала из уст Давоса Сиворта.
Комментариев нет:
Отправить комментарий