Вонючка

ВОНЮЧКА

            Крыса завизжала, когда он укусил её, дико извиваясь в его руках и неистово пытаясь вырваться. Её брюшко было самой нежной частью. Он вырвал кусок сладкого мяса, тёплая кровь побежала по его губам. Это было такое приятное ощущение, что на глаза навернулись слёзы. В животе у него заворчало, и он сглотнул. После третьего укуса крыса перестала брыкаться, и он ощутил почти полное удовлетворение.

            Затем он услышал звуки голосов за дверью темницы. Он тотчас затих, боясь даже жевать. Его рот был полон крови, плоти и шерсти, но он не осмеливался выплюнуть или проглотить всё это. Замерев, как камень, он в ужасе прислушивался к топоту сапог и позвякиванию железных ключей. «Нет, - думал он, - нет, милосердные боги, не сейчас, только не сейчас». Он столько времени потратил, чтобы поймать крысу. «Если они найдут меня с ней сейчас, они отберут её у меня, а потом доложат, и лорд Рэмси накажет меня».

            Он знал, что ему нужно спрятать крысу, но он был так голоден. Прошло два дня с тех пор, как он ел последний раз, а может быть и все три. Здесь, в полутьме подземелья, трудно было сказать наверняка. Хотя его руки и ноги стали тонкими, как тростник, живот, наоборот, раздулся и болел так, что он не мог уснуть. Всякий раз, когда он закрывал глаза, он вспоминал леди Хорнвуд. Сразу после их свадьбы лорд Рэмси запер её в башне и заморил голодом до смерти. Под конец она грызла свои собственные пальцы.

            Он присел в углу своей камеры, сжимая в руках под подбородком свою добычу. Кровь стекала из уголков его рта, пока он грыз крысу остатками своих зубов, пытаясь проглотить как можно больше, пока не отворится дверь в темницу. Мясо было жилистым, но сочным и жирным, так что он опасался, что ему станет дурно. Он жевал и глотал, выковыривая мелкие косточки из дыр в дёснах, оставшихся от его вырванных зубов. Жевать было больно, но он так изголодался, что не мог остановиться.

            Звуки за дверью приблизились. Милостивые боги, сделайте так, чтобы это пришли не за мной, молился он, отрывая одну из крысиных лапок. Прошло так много времени с тех пор, как к нему приходил кто-нибудь. Были и другие камеры, с другими узниками. Иногда он слышал их крики, даже сквозь толстые каменные стены. Женщина всегда кричала громче всех. Он обсосал сырое мясо и попытался выплюнуть косточку лапки, но она зацепилась за нижнюю губу и запуталась в бороде. Уходите, молился он, идите прочь, пройдите мимо меня, пожалуйста, пожалуйста.

            Но шум шагов, достигнув наибольшей громкости, оборвался у его двери, и в замочной скважине загремел ключ. Крыса вывалилась из его пальцев. Он судорожно стал вытирать с них кровь о штаны. «Нет», - бормотал он: «Не-е-ет!». Он заскрёб пятками по соломе, стараясь как можно глубже забиться в угол, вжаться в холодные влажные каменные стены.

            Звук отпираемого засова прозвучал как ужаснейшее бедствие, а когда свет ударил его в лицо, он издал отчаянный крик и закрыл глаза руками. Он был готов выцарапать себе глаза, такую вспышку боли вызвал у него свет:

            - Уберите, уберите его! Делайте это в темноте, пожалуйста, о, пожалуйста!

            - Это не он, - произнёс мальчишеский голос. – Ты только глянь на него. Мы не ту камеру открыли.

            - Последняя камера слева, - отозвался другой мальчик. – Ведь эта как раз последняя слева?

            - Ага, - ответил первый и после паузы добавил: - Что он говорит?

            - Похоже, ему не нравится свет.

            - Тебе бы он тоже не пришёлся по вкусу, если бы ты выглядел, как этот, - мальчишка харкнул и сплюнул. – Ну и вонища от него. Я просто задыхаюсь.

            - Он жрал крыс, - добавил второй. – Посмотри.

            Первый мальчик рассмеялся.

            - Гляди-ка, и правда. Вот умора!

            Я должен был так делать. Крысы кусали его, когда он спал, грызли пальцы на руках и ногах, даже в лицо вцеплялись, поэтому, когда одна из них попадалась в его руки, он не колебался. Съесть или быть съеденным – вот и весь выбор, который у него был.

            - Я делал так, - пробормотал он. – Я делал, делал, я жрал их, а они пытались сожрать меня. Пожалуйста…

            Мальчишки приблизились, солома мягко похрустывала у них под ногами.

            - Говори мне, - произнёс один из них. Он был с виду младшим из них двоих, худой, но, видимо, более смышлёный. – Ты помнишь, кто ты?

            Страх заворочался внутри него, и он застонал.

            - Отвечай. Назови мне своё имя.

            Моё имя. Крик застрял в его глотке. Ему говорили его имя, повторяли снова и снова, но это было так давно, что он забыл. Если я отвечу неправильно, они отрежут мне ещё один палец, или ещё хуже, они… они… Он не хотел об этом думать, он просто не мог. В глаза и челюсти словно впивались железные иглы. Голова раскалывалась от боли.

            - Пожалуйста, - проскулил он. Его голос был тонким и слабым, как у столетнего старика. Хотя, возможно так оно и было. Сколько я уже здесь сижу?

            - Уходите, - бормотал он сквозь сломанные зубы и переломанные пальцы, плотно зажмурив глаза от нестерпимо яркого света. – Пожалуйста, вы можете забрать крысу, только не мучайте меня…

            - Вонючка, - произнёс старший из ребят. – Тебя звать Вонючкой. Припоминаешь?

            Он держал в руках факел. У младшего была связка железных ключей.

            Вонючка? Слёзы хлынули по его щекам.

            - Я вспомнил. Да. – Его рот открывался и закрывался. – Меня совут Вонючка. Это рифмуется с липучкой.

            В темноте имя ему не требовалось, так что забыть его было просто. Вонючка, вонючка, меня зовут Вонючка. Он не был рождён с этим именем. В другой жизни оно было совсем иным, но здесь и сейчас его звали Вонючка. Он вспомнил.

            Он также вспомнил имена мальчиков. Они были одеты в похожие камзолы из овечей шерсти, серебристо-серые с тёмно-синей отделкой. Оба были оруженосцами, обоим было по восемь лет и имя у них было одно на двоих – Уолдер Фрей. Большой Уолдер и Маленький Уолдер, точно. Только тот, что повыше, был Маленьким, а тот, что пониже – Большим, что крайне забавляло самих мальчишек и безнадёжно путало всех остальных.

            - Я вас знаю, - прошептал он сквозь потрескавшиеся губы. – Я знаю ваши имена.

            - Ты пойдёшь с нами, - заявил Маленький Уолдер.

            - Его светлость лорд желает тебя видеть, - добавил Большой Уолдер.

            Страх пронзил его ножом. Они всего лишь дети, подумал он. Двое восьмилетних мальчишек. Он бы справился с двумя восьмилетними сопляками, само собой. Даже будучи таким слабым, как сейчас. Он бы взял факел, взял ключи, забрал кинжал, болтавшийся в ножнах на поясе Маленького Уолдера, и сбежал. Нет, нет, как-то всё слишком просто. Это ловушка. Если я попытаюсь сбежать, они отрежут мне ещё один палец или вырвут оставшиеся зубы.

            Ему доводилось сбегать раньше. Кажется, несколько лет назад, когда у него ещё оставались силы, и он был в состоянии бросить вызов. В тот раз ключи были у Киры. Она сказала, что украла их и что её известна боковая калитка, которую никто не охраняет. «Возьмите меня назад в Винтерфелл, милорд», - просила она, бледная и трясущаяся. «Я не знаю дороги. Я не смогу убежать одна. Пожалуйста, пойдёмте со мной». И потому он согласился. Тюремщик валялся в луже вина мертвецки пьяным, его штаны были спущены и запутались вокруг лодыжек. Дверь подземелья была открыта и боковая калитка никем не охранялась, как она и сказала. Они дождались, когда луна уйдёт за облако, выскользнули из замка и перебрались через Плакучую Воду, спотыкаясь о камни и наполовину замёрзнув в ледяном потоке. На другой стороне он поцеловал её: «Ты спасла нас обоих» - произнёс он.

Глупец. Глупец.

            Всё это было ловушкой, игрой, шуткой. Лорд Рэмси любил охоту и предпочитал выслеживать двуногих жертв. Всю ночь они бежали сквозь тёмный лес, но когда взошло солнце, до них донёсся сквозь деревья дальний звук рога и лай своры гончих. «Мы должны разделиться» - сказал он, когда собаки приблизились. «Они не смогут выследить нас обоих». Однако девушка обезумела от страха и отказалась, даже когда он поклялся поднять войско Железнорожденных и вернуться за ней, если погоня последует за ней одной.

            Не прошло и часа, как их взяли. Одна собака повалила его на землю, а вторая схватила Киру за ногу, когда та пыталась вскарабкаться по склону. Остальные окружили их, лая и рыча, щёлкая зубами всякий раз, когда они пытались пошевелиться и удерживали в таком положении, пока не подъехал Рэмси Сноу со своими псарями. Тогда он был ещё бастардом, а не Болтоном.

            - Вот вы где, - произнёс он, улыбаясь им с высоты седла. – Вы ранили меня своим необдуманным поступком. Неужели вас так скоро утомило моё гостеприимство?

            В этот момент Кира схватила камень и запустила им ему в голову. Она промахнулась на добрый фут и Рэмси улыбнулся:

            - Вас следует наказать.

            Вонючка вспомнил отчаянье и ужас в глазах Киры. Она никогда не выглядела такой юной, как в тот момент, всё ещё наполовину девчонка, но он ничего не мог с собой поделать. Это она виновата в том, что случилось, подумал он. Если бы мы разошлись, как я хотел, один из нас мог бы сбежать.

            От воспоминаний у него перехватило дыхание. Вонючка отвернулся от факела, чтобы скрыть заблестевшие на глазах слёзы. «Чего он хочет от меня на этот раз?” – подумал он в отчаяньи. «Почему ему просто не оставить меня в покое? Я ничего плохого не делаю, по крайней мере теперь, почему они просто не оставят меня в темноте?» У него была крыса, жирная, тёплая и извивающаяся…

            - Может, нам стоит помыть его? – спросил Маленький Уолдер.

            - Его светлости нравится его вонь, - отозвался Большой Уолдер. – За это его и прозвали Вонючкой.

            Вонючка. Меня зовут Вонючкой, это рифмуется с липучкой. Он вспомнил это. Служи и повинуйся и помни, кто ты есть, тогда никто не причинит тебе зла. Он обещал, его светлость обещал. Даже если бы он хотел сопротивляться, у него не было на это сил. Они выбили это из него кнутами, голодом, вырвали с мясом. Когда Маленький Уолдер вытолкнул его из камеры, а Большой Уолдер махнул на него факелом, подгоняя его, как скотину, он пошёл вперёд покорно, как пёс. Если бы у него был хвост, он поджал бы его между ног.

            Если бы у меня был хвост, Бастард бы его наверняка отрезал. Эта мысль пришла незваная, гнусная и опасная. Его светлость больше не бастард. Он теперь Болтон, а не Сноу. Мальчишка-король на Железном Троне узаконил статус лорда Рэмси, даровав ему право пользоваться именем его лорда-отца. Обращение к нему по имени Сноу напоминало о его незаконнорожденном происхождении и повергало его в чёрную ярость. Вонючке следовало помнить об этом. И собственное имя, он должен помнить своё имя. В полсекунды эти мысли пролетели у него в голове, напугав его до такой степени, что он споткнулся на ступенях темницы, разорвав штаны и окрасив камни своей кровью. Маленький Уолдер ткнул его факелом, чтобы вновь поднять его на ноги и заставить двигаться дальше.

            Снаружи во дворе над всем Дредфортом царила ночь, и полная луна поднималась над восточными стенами замка. Её бледный свет бросал тени от высоких треугольных зубцов на замёрзшую землю, как линию острых чёрных зубов. Воздух был влажным и холодным, полным полузабытыми запахами. Мир, сказал себе Вонючка, так пахнет мир вокруг. Он понятия не имел, как долго просидел в подземелье, но точно не меньше, чем полгода. А может и гораздо больше. Что, если это длится уже пять лет или десять, а то и все двенадцать. Откуда мне знать наверняка? Что, если я сошёл там с ума и половина моей жизни уже прошла? Хотя нет, это глупо. Вряд ли это тянется так долго. Мальчишки так и остались мальчишками. Если бы заточение продлилось десят лет, они уже должны бы были превратиться в мужчин. Он бы заметил разницу. Я не позволю ему лишить меня рассудка. Он может резать мои пальцы, может выколоть мне глаза и отрезать уши, но он не может забрать у меня разум без моего позволения.

            Маленький Уолдер с факелом в руке указывал дорогу. Вонючка смиренно следовал за ним, Большой Уолдер замыкал процессию. Собаки на псарне подняли лай, когда они подошли. На дворе кружил ветер, насквозь пронизывая тонкую грязную одежду и заставляя его покрываться мурашками. Ночной воздух был влажным и холодным, но он не заметил признаков снега, хотя было ясно, что до зимы рукой подать. Вонючка задавался вопросом, доживет ли он до того, чтобы увидеть снег. Сколько пальцев у меня осталось? Когда он поднял руку, чтобы посмотреть, его поразило, какой белой и бесплотной она стала. Кожа и кости, подумал он. У меня руки старика. Что, если он ошибся насчёт мальчишек? Может, это вовсе не Маленький Уолдер и Большой Уолдер, а сыновья тех мальчиков, что он знал когда-то?

            Большой зал был задымлён и тускло освещён. Ряды факелов горели слева и справа, помещённые в руки человеческих скелетов, торчащие из стен. Высоко над головой деревянные балки почернели от дыма и тонули в сумрачных тенях. Тяжёлый воздух был насыщен ароматами вина, эля и жареного мяса. Желудок Вонючки взревел в ответ на эти ароматы, а рот наполнился слюной.

            Маленький Уолдер подтолкнул его, спотыкающегося, вперёд, мимо длинных столов, за которыми ели стражники из гарнизона. Он почувствовал на себе их взгляды. Лучшие места, поближе к помосту, были заняты любимчиками Рэмси, Мальчиками Бастарда. Бен Боунс, старик, ходивший за любимыми охотничьими собаками его светлости. Дэмон по прозвищу «Дэмон-потанцуй-для-меня», светловолосый и юный. Грюнт, лишившийся языка за речи, пришедшиеся не по вкусу лорду Русе. Кислый Алин. Скиннер. Жёлтый Дик. Дальше от помоста, ниже соли, сидели прочие, кого Вонючка знал по виду, но не по имени: присяжные рыцари, сержанты, солдаты и тюремщики, пыточные люди. Но здесь были и незнакомцы, лиц которых он не знал. Некоторые сморщили носы, когда он проходи мимо, другие рассмеялись при его виде. Гости, подумал Вонючка, друзья его светлости и меня вывели, чтобы развлекать их. Он ощутил озноб от страха.

            За высоким столом восседал Болтонский бастард, на месте своего лорда-отца, держа в руках отцовский кубок. Двое стариков делили стол вместе с ним и Вонючке хватило одного взгляда на них, чтобы понять, что оба они тоже были лордами. Один был тощим, с глазами, как кремень, длинной белой бородой и лицом суровым, как зимний наст. На нём был жилет из медвежей шкуры, поношенный и засаленный. Под жилетом виднелась кольчуга, несмотря на то, что её владелец находился за столом. Второй лорд тоже был худ, но в отличие от первого, прямого, как палка, этот был весь изогнут. Одно плечо торчало выше другого и в результате он, склонившийся над своим блюдом, выглядел как стервятник над падалью. У него были серые, жадные глазки, а в раздвоённой бороде перепутались белые и серебряные нити. На лысом черепе торчало всего несколько белых волосков, но зато одет он был в мягкий и добротный плащ из серой шерсти, отделанный чёрным соболем и застёгнутый на плече пряжкой из чеканного серебра.

            Рэмси шеголял в облачении из чёрного и розового – чёрные сапоги, черный пояс и ножны, черный кожаный жилет поверх розового бархатного дублета, расшитого полосами тёмно-красного атласа. В его правом ухе поблёскивал гранат, огранённый в форме капли крови. Однако, несмотря на великолепие в одежде, он оставался уродливым типом, ширококостным, с покатыми плечами, а мясистое телосложение напекало, что в будущем он непременно заплывёт жиром. Кожа имела розовый оттенок, с многочисленными пятнами, нос широк, рот маленький, а волосы были длинными, тёмными и сухими. Его губы были толстыми и мясистыми, но первое, что обычно замечали другие – это его глаза. Ему достались глаза его лорда-отца – маленькие, близко посаженные, странно бледные. Призрачно-серый – так некоторые люди называют такой оттенок, но говоря по правде, его глаза были скорее бесцветными, как два осколка грязноватого льда.

            Завидев Вонючку, он расплылся во влажной улыбке:

            - Вот он. Мой угрюмый старый друг. – Своим соседям он пояснил: - Вонючка сопутствует мне ещё с моих детских лет. Мой лорд-отец подарил его мне в знак своей любви.

            Два лорда обменялись взглядами.

            - Я слышал, что ваш слуга мёртв, - заметил лорд с искривлёнными плечами. – Говорили, что его убили Старки.

            Лорд Рэмси хмыкнул.

            - Люди с Железных островов говорят, что мёртвое умереть не может, оно лишь восстаёт вновь, сильнее, чем прежде. Как Вонючка. Хотя я и признаю, что несёт от него могилой.

            - Он воняет, как ночной горшок и засохшая рвота. – Сутулый старый лорд отбросил в сторону кость, которую грыз и вытер свои пальцы о скатерть. – Что за нужда была тащить его сюда, когда мы едим?

            Второй лорд, старик с прямой спиной и в кольчуге, испытующе изучал Вонючку своими кремнистыми глазами:

            - Посмотри внимательней, - призвал он другого лорда. – Его волосы побелели и весит он не больше трёх стоунов, это верно, но это не слуга. Или ты забыл?

            Горбун посмотрел ещё раз и внезапно фыркнул.

            - Этот? Неужели? Подопечный Старка. Улыбающийся, всегда и всюду.

            - Ну, сейчас он улыбается реже, - признался лорд Рэмси. – Возможно, я лишил его нескольких из его милых белых зубов.

            - Ты бы поступил лучше, если бы перерезал ему глотку, - заметил лорд в кольчуге. – Пёс, оскалившийся на своего хозяина, годится только на шкуры.

            - О, шкуру с него местами ободрали, можете не сомневаться, - ответил Рэмси.

            - Да, милорд. Я дурно вёл себя, милорд. Был дерзок и… - он облизнул губы, пытаясь припомнить, что ещё он натворил. Служи и подчиняйся, сказал он себе, и тебе сохранят жизнь и те части тела, что у тебя ещё остались. Служи и повинуйся и помни своё имя. Вонючка, меня зовут Вонючка. - …дурно вёл себя и…

            - У тебя рот в крови, - отметил Рэмси. – Ты опять грыз свои пальцы, Вонючка?

            - Нет. Нет, милорд, я клянусь. – Вонючка пытался однажды грызть свой безымянный палец, чтобы перебить боль после того, как с него содрали кожу. Лорд Рэмси никогда просто не отрезал человеку палец. Он предпочитал ободрать кожу и оставить плоть сохнуть, покрываться трещинами и загнивать. Вонючка пережил побои, переломы и отрезание пальцев, но ни одно из этих мучений не доставляло и половину той боли, которой сопровождалось сдирание кожи. Это была разновидность боли, которая сводила людей с ума, и её нельзя было терпеть. Раньше или позже жертва начинала вопить: «Пожалуйста, не надо больше, не надо, прекратите мучение, отрежьте это!», и лорд Рэмси делал такое одолжение. Это была игра. Вонючка изучил правила, как могли свидетельствовать его руки и ноги, но однажды он забылся и пытался покончить с болью сам, своими зубами. Рэмси был недоволен, и эта провинность стоила Вонючке другого пальца.

            - Я ел крысу, - промямлил он.

            - Крысу? – бледные глаза Рэмси сверкнули в свете факелов. – Все крысы Дредфорта принадлежат моему лорду-отцу. Как ты осмелился сожрать одну из них без моего позволения?

            Вонючка не знал, что ответить, поэтому промолчал. Одно неверное слово могло стоить ему ещё одной части тела. До сих пор он потерял два пальца на левой руке и мизинец на правой, на ногах же у него не доставало мизинца на правой ноге и трёх пальцев на левой. Временами Рэмси шутил насчёт того, что следовало бы сбалансировать картину. Милорд всего лишь шутит, пытался он убедить себя. Ему не нравится мучить меня, сказал он мне, он вынужден так поступать, только если я даю ему повод. Его лорд милосерден и добр. Он мог бы содрать с него лицо за те вещи, которые Вонючка говорил, пока не узнал своё имя и место.

            - Это становится утомительным, - проворчал лорд в кольчуге. – Прикончи его, да и дело с концом.

            Лорд Рэмси наполнил свою чашу элем.

            - Это испортило бы наш праздник, милорд. Вонючка, у меня для тебя есть радостная новость. Я женюсь. Мой лорд-отец сосватал за меня девчонку Старков. Дочь лорда Эддарда, Арью. Ты ведь помнишь малышку Арью?

            Арья, путающаяся под ногами, чуть не произнёс он. Лошадка-Арья. Младшая сестра Робба, темноволосая, длиннолицая, тощая, как ветка и всегда грязная. Вот Санса была милашкй. Он вспомнил, что было время, когда он думал, будто лорд Эддард Старк женит его на Сансе и объявит своим сыном, но оказалось, что это всего лишь детские фантазии. Арья же…

            - Я помню её. Арью.

            - Она будет леди Винтерфелла, а я - её лордом.

Она  ещё совсем девчонка.

- Да, милорд. Мои поздравления.

- Хочешь присутствовать на моей свадьбе, Вонючка?

Он поколебался:

- Если вы пожелаете, милорд.

- О, я желаю.

Он снова заколебался, гадая – нет ли здесь коварной ловушки?

- Да милорд. Если вам так угодно. Почту за честь.

- Мы распорядимся вызволить тебя из этого гнусного подземелья. Тебя отскоблят от грязи, дадут чистую одежду, будут кормить. Мягкой вкусной кашей, ты ведь любишь такую? Возможно, пирогом с горохом и кусочком бекона. У меня будет для тебя маленькая задача и тебе понадобится твоя сила, чтобы сослужить мне добрую службу. Ты ведь хочешь послужить мне, я же знаю.

- Да, милорд. Больше, чем кто-либо. – Дрожь вновь прошла по его телу. – Я ваш Вонючка. Пожалуйста, позвольте мне служить вам. Пожалуйста.

- Как я могу тебе отказать, когда ты так мило просишь? – Рэмси Болтон расплылся в улыбке. – Я скачу на войну, Вонючка. И ты отправишься вместе со мной, чтобы помочь мне вернуть дом моей девственной невесты.

ДЕЙЕНЕРИС. Часть 2

Тень. Намёк. Ничего. Она была кровью дракона, но сэр Барристан предупредил её, что в этой крови содержался и яд. Что, если я схожу с ума?  Ведь её отца называли безумным.

- Я молилась, - сказала она наатийской девочке. – Скоро рассвет. Мне лучше съесть что-то, прежде чем идти в суд.

- Я принесу вам что-нибудь на завтрак.

Снова оставшись одна, Дени обошла вокруг пирамиды в надежде отыскать Куэйту, пройдя через сожжённые деревья и выгоревшую землю там, где её люди пытались поймать Дрогона. Однако единственным звуком был шум ветра в фруктовых деревьях и лишь несколько бледных мотыльков порхали в саду.

Миссандея вернулась с дыней и миской сваренных вкрутую яиц, но Дени не чувствовала аппетита ни на грош. Когда небо посветлело, и звёзды погасли одна за другой, Ирри и Чхику помогли ей облачиться в токар из фиолетового шёлка, расшитый золотой бахромой.

Когда появились Резнак и Скахаз, она встретила их настороженным взглядом исподлобья, размышляя об обещанных ей трёх изменах. «Опасайся надушенного сенешаля». Она подозрительно принюхалась к Резнаку мо Резнаку. «Я могу приказать Бритоголовому арестовать его и допросить». Поможет ли это предотвратить пророчество? Или же другой предатель займёт его место? «Пророчества сами по себе предательские штуки», - напомнила она себе: «Возможно Резнак – это всего лишь Резнак, такой, какой он есть».

В пурпурном зале она нашла свою скамью из чёрного дерева, устланную атласными подушками. Увидев это, Дени легонько улыбнулась. Работа сэра Барристана, знала она. Старый рызарь, безусловно, хороший человек, но временами становится слишком обязательным. Это была всего лишь шутка, сэр, подумала она, но всё же уселась на одну из подушек.

Бессонная ночь скора начала давать о себе знать. Вскоре она боролась с зевотой, пока Резнак лепетал о делах гильдий ремесленников. Кажется, ей подали прошение каменотёсы. И каменщики. Некоторые бывшие рабы занялись резбой по камню и кладкой кирпича, отнимая работу у подмастерьев и мастеров соответствующих гильдий.

- Вольноотпущенники берут за свою работу слишком мало, Великолепная, - говорил Резнак. – Некоторые называют себя подмастерьями или даже мастерами, хотя эти звания могут принадлежать лишь ремесленникам, состоящим в гильдиях. Каменотёсы и каменщики уважительно ходатайствуют перед Вашей Милостью о защите своих древних прав и обычаев.

- Вольноотпущенники берут дёшево, потому что голодны, - отметила Дени. – Если я запрещу им тесать камень и класть кирпичи, вскоре у моих ворот будут толпиться просители из числа лавочников, ткачей или ювелиров с такими же петициями по поводу их ремесла.

Она задумалась на минуту.

- Пусть будет записано, что отныне только членам гильдии допустимо наименоваться мастерами и подмастерьями… при условии, что гильдии допустят в свои списки любого вольноотпущенника, который сможет продемонстрировать нужные навыки.

- Так и будет объявлено, - ответил Резнак. – Будет ли угодно Вашей Милости выслушать благородного Хиздара зо Лорака?

Он никогда не принимает отказа?

- Пусть выйдет вперёд.

Сегодня Хиздар не был одет в токар. Вместо этого он был облачён в простую серо-голубую одежду. Кроме того, он постригся. «Он сбрил бороду и обрезал волосы» - отметила про себя она. Он не стал бритоголовым, нет, но и прежних дурацких крыльев из волос уже не было.

- Ваш цирюльник хорошо служит вам, Хиздар. Надеюсь, вы пришли продемонстрировать его работу, а не преследовать меня разговорами о бойцовых ямах.

Он отвесил глубокий поклон.

- Боюсь, Ваша Милость, что я должен.

Дени скорчила гримасу. Даже её собственные люди не оставляли этот вопрос в покое. Резнак мо Резнак подчёркивал, сколько монеты они могли бы получить через налоги. Зелёная Милость говорила, что открытие ям доставит удовольствие богам. Бритоголовый чувствовал, что это поддержит её в борьбе с Сынами Гарпии. «Позволь им драться» - крякнул Силач Бельвас, бывший когда-то чемпионом бойцовых ям. Сэр Барристан предложил вместо этого турнир: его сироты могли бы скакать на рингах и сражаться затупленным оружием. Однако Дени знала, что эта идея безнадёжна, хотя и высказана из лучших побуждений. Миэринцы жаждали увидеть кровь, а не воинские навыки. Иначе сражавшиеся рабы носили бы доспехи. Казалось, только маленькая Миссандея разделяла сомнения королевы.

- Я уже шесть раз отказывала тебе, - напомнила Хиздару Дени.

- Ваша Светлость молится семи богам, так что, возможно моя седьмая попытка увенчается успехом. Сегодня я пришёл не один. Выслушаете ли вы моих друзей? Их как раз семеро, - он вывел их вперёд одного за другим. – Вот Кхразз. Вот Барсена Черноволосая, храбрейшая из храбрых. Вот Камаррон Счетовод и Великан Гогхор. Это Пятнистый Кот, а это Бесстрашный Итхоук. И, наконец, Белакио Костолом. Они пришли, чтобы присоединить свои голоса к моему, и просить Вашу Милость о позволении открыть бойцовые ямы вновь.

Хотя Дени никогда не видела их прежде, имена она знала. Все они были из числа самых прославленных бойцов Миэрина… и теми самыми рабами, которых освободили из оков её «канализационные крысы» и которые возглавили восстание рабов, положившее город к её ногам. Она была их кровным должником.

- Я выслушаю вас, - разрешила она.

Один за другим, каждый из них попросили её открыть бойцовые ямы.

- Почему, - потребовала она ответа, когда Итхоук закончил свою речь. – Вы больше не рабы, обречённые умирать по прихоти хозяев. Я освободила вас. Почему же вы стремитесь закончить ваши жизни на обагрённом кровью песке?

- Я тренировался с трёх лет, - ответил Великан Гогхор, - и убиваю с шести. Мать Драконов освободила меня. Почему я не свободен драться?

- Если ты желаешь сражаться, бейся за меня. Присягни своим мечом и вступи в ряды Людей Матери или в Вольные Братья или в Верные Щиты. Обучай других моих вольноотпущенников ратному делу.

Гогхор потряс головой.

- Прежде я сражался за хозяина. Теперь вы говорите, чтобы я сражался за вас. Я же хочу биться за самого себя. – Гигант ударил себя в грудь кулаком размером с окорок. – Ради золота. Ради славы.

- Гогхор сказал за всех нас. – Пятнистый Кот был одет в шкуру леопарда, переброшенную через одно плечо. – Когда меня продавали последний раз, я стоил триста тысяч. Когда я был рабом, я спал на мехах и ел красное мясо без косточек. Теперь, когда я свободен, я сплю на соломе и ем солёную рыбу, когда её удаётся достать.

- Хиздар клянётся, что победители будут получать половину от всех денег, собранных за вход, - добавил Кхразз. – Половину, обещает он, а Хиздар – человек чести.

Нет, всего лишь коварный хитрец. Дейенерис почувствовала себя загнанной в ловушку.

- А проигравшие? Что получат они?

- Их имена будут высечены на Воротах Судьбы среди других павших храбрецов, - объявила Барсена. Говорили, что уже восемь лет она побеждала всех других женщин, которых выставляли против неё. – Все люди умирают, и женщины тоже… но не всех вспоминают потом.

Дени нечего было возразить на это. Если это действительно желание моего народа, какое я имею право отказывать им в этом? Этот город принадлежал им до того, как стал моим и это своими собственными жизнями они намерены рисковать.

- Я обдумаю всё, что вы сказали. Благодарю вас за ваши советы. – Она встала. – Мы продолжим завтра утром.

«Все склонитесь перед Дейенерис Бурерождённой, Неопалимой, королевой Миэрина, королевой Андалов, Ройнаров и Первых людей, кхалиси Великого Травяного моря, Разбивательницей оков и Матерью Драконов» - пропела Миссандея.

Сэр Барристан проводил её назад в её покои.

- Расскажите мне историю, - попросила Дени, когда они поднялись. – Что-нибудь про доблесть и отвагу со счастливым концом.

Она чувствовала потребность в счастливом конце.

- Расскажите мне, как вы сбежали от Узурпатора.

- Ваша милость, для бегства ради спасения собственной жизни много доблести не надо.

Она уселась на подушку, скрестила ноги и просительно уставилась на него:

- Пожалуйста! Это был молодой узурпатор, тот, что выгнал вас из Королевской Гвардии?

- Ага, Джоффри. Он назвал мой возраст в качестве предлога, хотя истинная причина была в другом. Мальчишка хотел нацепить белый плащ на своего пса Сандора Клигана, а его мать хотела, чтобы Цареубийца стал её Лордом-командующим. Когда они сказали мне, я… я сбросил с плеч свой плащ и своё командование, швырнул мой меч к ногам Джоффри и наговорил в сердцах лишнего.

- Что вы сказали?

- Правду… но правду никогда не привечали при дворе. Я вышел из тронного зала с поднятой головой, хотя и понятия не имел, куда мне отправляться. Я не знал другого дома, кроме башни Белого Меча. Я знаю, что мои двоюродные братья приняли бы меня в Харвест Холле, но я не хотел обращать на них недовольство Джоффри. Я собирал свои вещи, когда до меня вдруг дошло, что всё это я навлёк на себя сам, когда принял помилование Роберта. Он был хорошим рыцарем, но дурным королём и у него не было никаких прав на трон, который он занял. Я понял, что могу искупить свою вину единственным способом – найти истинного короля и верно служить ему изо всех сил, что ещё у меня остались.

- Моему брату Визерису.

- Таково было моё намерение. Когда я добрался до конюшни, золотые плащи попытались схватить меня. Джоффри предложил мне замок, где я мог бы встретить смерть, но я отверг его щедрый дар, так что теперь он, похоже, решил предложить мне подземелье. Командующий городской стражей, ободрённый моими пустыми ножнами, явился арестовывать меня лично, но с ним было только трое стражников, а у меня всё ещё оставался мой нож. Я полоснул одного по лицу, когда он попытался наложить на меня свои лапы, и проскакал через оставшихся. Когда я мчался к воротам, то слышал, как Янос Слинт орёт на них, чтобы они отправлялись за мной в погоню. Оказавшись снаружи Красного Замка, я угодил в затор на улицах и не смог оторваться. У Речных Ворот меня пытались схватить ещё раз. Те золотые плащи, что гнались за мной от замка, кричали страже у ворот, чтобы меня задержали, и они загородили копьями мне дорогу.

- А у вас по-прежнему не было меча? Как же вы прорвались?

- Настоящий рыцарь стоит десяти стражников. Люди у ворот оказались захвачены врасплох. Я сбил одного лошадью, схватил его копьё и проткнул им глотку своему ближайшему преследователю. Остальные отстали, как только я оказался за воротами, так что я пришпорил коня и пустил его в галоп вдоль реки, пока город не скрылся из виду позади меня. Ночью я продал коня за горсть монет и какие-то тряпки, а поутру влился в поток простолюдинов, шедших к Королевской Гавани. Я выехал через Грязные Ворота, а вернулся через Ворота Богов, с лицом, покрытым грязью, щетиной на щеках и с деревянным посохом вместо оружия. В грубой домотканой одежде и заляпанных грязью башмаках, я был всего лишь ещё одним стариком, бежавшим от войны. Золотые плащи взяли с меня оленя и пропустили внутрь. Королевская Гавань была переполнена беженцами, спасавшимися от сражений. Я затерялся среди них. У меня оставалось немного серебра, но мне нужно было оплатить переезд через Узкое море, поэтому я спал в септах и на улице, а питался в дешёвых харчевнях. Я отпустил бороду, чтобы спрятаться за внешними признаками моего возраста. В день, когда лорд Старк лишился головы, я был там и всё видел. После этого я отправился в Великую Септу и возблагодарил семерых богов за то, что Джоффри снял с меня мой плащ.

- Старк был предателем и получил по заслугам.

- Ваша милость, - произнёс Селми. – Эддард Старк сыграл роль в падении вашего отца, но вам он не желал зла. Когда евнух Варис донёс нам, что вы ждёте ребёнка, Роберт хотел убить вас, но лорд Старк выступил против. Он предложил Роберту поискать себе другого Десницу, но он сам никогда не пойдёт на убийство детей.

- А вы не забыли принцессу Рейенис и принца Эйегона?

- Никогда. Это было дело рук Ланнистеров, Ваша Милость.

- Ланнистеры или Старки, какая разница? Визерис обычно звал их – псы Узурпатора. Если на ребёнка напала свора гончих, какое имеет значение, кто именно перегрыз ему горло? Виновны все собаки. Вина… - слово застряло у неё в горле. Хаззея, подумала она и вдруг услышала свой собственный голос. - Я хочу взглянуть на яму. – Голос был тихим, как шопот ребёнка. – Проводите меня вниз, сэр, если вам не трудно.

Тень неодобрения скользнула по лицу старика, но он не стал оспаривать просьбу королевы:

- Как прикажете.

Самым быстрым путём вниз была лестница для прислуги – узкая, с крутыми супенями, спрятанная в толще стен. Сэр Барристан принёс фонарь, чтобы она не упала впотьмах. Их окружали стены из кирпичей двадцати разных цветов, терявшиеся в серых сумерках, переходивших в чернильную темноту там, куда не доставал свет лампы. Трижды они проходили через посты Безпречных, стоявших так неподвижно, как будто они сами были высечены из камня. Только мягкий звук их шагов по каменным ступеням сопровождал спуск.

На уровне земли Великая пирамида Миэрина была молчалива, наполнена пылью и тенями. Внешние стены здесь достигали тридцати футов в толщину. Внутри них звуки отражались эхом от разноцветных кирпичных сводов и разлетались отголосками по конюшням, стойлам и кладовым. Они миновали три массивные арки и вышли на освещённый факелами спуск в подножие пирамиды, прошли мимо резервуаров, подземелий и застенков, где раньше бичевали рабов, сдирали с них кожу и пытали раскалённым железом. В конце-концов они подошли к паре огромных железных дверей с пятнами ржавчины, охраняемых Безупречными.

По её команде один из стражников достал железный ключ. Дверь отворилась, завижав петлями. Дейенерис Таргариен шагнула внутрь пышущей жаром темноты и остановилась на краю глубокой ямы. Сорока футами ниже её драконы подняли свои головы. Четыре глаза вспыхнули в сумраке: два оттенка расплавленного золота и ещё два – цвета бронзы.

Сэр Барристан взял её за руку:

- Ближе не стоит.

- Вы думаете, что они могут причинить вред мне?

- Я не знаю, Ваша милость, и у меня нет желания рисковать Вами, чтобы узнать ответ.

Когда Рейегаль взревел, сгусток жёлтого пламени в полсекунды превратил тьму в день. Огонь скользнул вдоль стен, и Дени ощутила жар на своём лице, как будто перед ней распахнули печь. На другом конце ямы Визерион развернул крылья и от их колебаний спёртый воздух пришёл в движение. Он попытался подлететь к ней, но цепи остановили его взлёт и дракон снова шлёпнулся на брюхо. Звенья размером с человеческий кулак приковывали ноги к полу, а железный обруч на шее был прикреплён к стене за его спиной. На Рейегале был такой же набор цепей. В свете лампы Селми его чешуя блестела, как нефрит. Дым выходил наружу между его зубами. Кости покрывали пол у его ног, потрескавшиеся, обожжённые и расколотые. Возух был неприятно жарким и насыщен запахами серы и обгорелого мяса.

- Они подросли, - голос Дени отразился от опалённых каменных стен. Капля пота стекла по её лбу и упала на грудь. – Это правда, что драконы никогда не перестают расти?

- Если им хватает еды и пространства для роста. Хотя, будучи приковаными здесь…

Великие господа использовали эту яму в качестве тюрьмы. Она была достаточно велика, чтобы вместить пятьсот человек… и более чем достаточна для двух драконов. Насколько долго это будет так? Что будет, когда они вырастут настолько, что перестанут умещаться в яме? Обратят ли они друг против друга свои когти и пламя? Или же они вырастут бледными и слабыми, с чахлой грудью и сморщенными крыльями? Останутся ли они до конца способными извергать огонь?

Что за мать способна позволить своим детям гнить во тьме?

Если я оглянусь, я обречена, твердила себе Дени… но как же ей было не оглядываться? Я должна была предвидеть такой поворот событий. Была ли я настолько слепа или закрывала глаза умышленно, не желая видеть истинную цену власти?

Визерис рассказал ей все сказки, когда она была маленькой. Он любил поговорить о драконах. Она знала, как пал Харенхолл. Она знала об Огненных полях и Танце с драконами. Один из её предков, третий по счёту Эйегон, видел, как его собственную мать пожрал дракон его дяди. А ещё были песни, в которых перечислялись деревни и целые королевства, жившие в страхе перед драконами, пока не являлся спаситель в лице отважного драконоборца. В Астапоре глаза работорговца вытекли от жаркого дыхания её дракона. А по дороге на Юнкай, когда Даарио бросил головы Лысого Саллора и Прендахла на Гхезна к её ногам, её дети устроили из них пир. Драконы не боятся людей. И как только дракон вырастает достаточно, чтобы схватить овцу, он с лёгкостью может закусить и ребёнком.

Её звали Хаззея. Ей было четыре годика. Если её отец не соврал. А он мог соврать. Никто не видел дракона, кроме него. Он принёс в доказательство обгоревшие кости, но обгоревшие кости ничего не доказывают. Он мог сам прикончить малышку, а после сжечь. Как заявил Бритоголовый, он был бы не первым отцом, который решил избавиться от нежелательной дочери. Всё это могли устроить Сыны Гарпии, придав видимость нападения драконов, чтобы вызвать в горожанах ненависть ко мне. Дени хотела бы поверить в это… но если это было так, зачем отец Хаззеи дожидался, пока зал приёмов не опустеет и лишь потом вышел вперёд? Если бы он намеревался взбунтовать миэринцев против неё, он рассказал бы свою историю перед многочисленными слушателями.

Бритоголовый уговаривал её предать мужчину смерти.

- По крайней мере, вырежьте ему язык. Его враки могут уничтожить нас всех, Сиятельная.

Вместо этого Дени предпочла заплатить выкуп за кровь. Никто не смог назвать ей цену дочери, так что она установила выплату в размере, стократно превышавшем цену ягнёнка.

- Если бы могла, я предпочла бы вернуть тебе дочь, - сказала она отцу. – Но некоторые вещи лежат за пределами даже королевской власти. Её кости найдут последнее успокоение в Башне Милостивых, и сто свечей будут гореть в память о ней день и ночь. Возвращайся ко мне каждый год в её день наречения, ты и другие твои дети, если пожелаешь… но эта история никогда больше не должна покидать твоих губ.

- Люди будут спрашивать, - отвечал скорбящий отец. – Они спросят, где Хаззея и как она умерла.

- Её убила ядовитая змея, - настоятельно предложил Резнак мо Резнак. – Унёс хищный волк. Сразила скрытая болезнь. Говори, что пожелаешь, но ни звука не произноси о драконах.

Когти Визериона заскоблили по камню и массивные цепи загремели, когда он снова попытался взлететь к ней. Потерпев неудачу, он взревел и, выгнув голову, насколько мог, обдал золотым пламенем стену у себя за спиной. Насколько скоро его пламя станет настолько горячим, что сможет раскрошить камень и расплавить железо?

Когда-то, совсем недавно, он мог сидеть у неё на плече и обвивал свой хвост кольцами вокруг её руки. Когда-то она кормила его кусочками обугленного мяса из собственных рук. Его первым заковали в цепи. Дейенерис сама отвела его в яму и заперла там вместе с несколькими волами. Когда он наелся, его потянуло в сон. Во сне его и приковали.

С Рейегалем вышло сложнее. Возможно, он слышал, как его брат бушует в яме, несмотря на стены из кирпича и камня, разделявшие их. В конце концов, на него удалось набросить сеть из тяжёлых железных цепей, когда он грелся на её террасе. Он отбивался так ожесточённо, что потребовалось три дня, чтобы стащить его в подземелье, извивающегося и щёлкающего. Шесть человек сгорели во время этой борьбы.

И Дрогон…

Крылатая тень, как назвал его скорбный отец. Из всех троих он был самый большой, самый сильный и дикий. Его чешуя черна, как ночь, а глаза горят, как огненные колодцы.

Дрогон охотился далеко в полях, но когда был сыт, любил погреться на солнце на вершине Великой пирамиды, где когда-то стояла гарпия Миэрина. Трижды его пытались поймать здесь и трижды терпели неудачу. Сорок самых её отважных храбрецов рисковали собой. Почти все они получили ожоги, а четыре человека скончались. Последний раз она видела Дрогона на закате дня после третьей попытки. Чёрный дракон летел на север через Скахазадхан, по направлению к высоким травам Дотракийского моря. Больше он не возвращался.

Матерь Драконов, подумала Дени. Мать чудовищ. Что я выпустила в мир? Я королева, но мой трон сделан из обгорелых костей и покоится на зыбучем песке. Как она может надеятся удержать Миэрин без драконов, не говоря уже о том, чтобы вернуть себе Вестерос? Я кровь от крови драконов, подумала она. Если они чудовища, то и я тоже.

ДЕЙЕНЕРИС. Часть1

ДЕЙЕНЕРИС

            - Что? – вскрикнула она, когда Ирри бережно встряхнула её за плечо. Снаружи была чёрная ночь. «Что-то случилось», поняла она сразу. – Это Даарио? Что произошло?

            В её сне они были мужем и женой, жили простой жизнью простых людей в высоком каменном доме с красной дверью. И в этом сне он целовал её с ног до головы – её рот, её шею, её груди.

            - Нет, кхалиси, - пробормотала Ирри. – Это ваш евнух Серый червь и бритоголовые. Вы их примете?

            - Да. – Она вспомнила, что её волосы растрепались, а ночная одежда измята. – Помоги мне одеться. И принеси потом чашу вину. Чтобы освежить голову.

            Чтобы забыть мой сон. Она услышала приглушённые рыдания:

            - Кто там плачет?

            - Ваша рабыня Миссандея. – Чхику держала в руке светильник.

            - Моя служанка. У меня нет рабов. – Дени не понимала. – Почему она плачет?

            - Она оплакивает того, кто был её братом, - ответила Миссандея.

            Остальное она узнала от Скахаза, Резнака и Серого Червя, когда они предстали перед ней. Дени догадалась, что они принесли дурные вести ещё до того, как было сказано хотя бы одно слово. Одного взгляда на уродливое лицо Бритоголового было достаточно:

            - Сыны Гарпии?

            Скахаз кивнул. Его рот был мрачно сжат.

            - Сколько погибших?

            Резнак всплеснул руками:

            - Д-девять, Великолепная. Это подлый, злобный удар. Страшная ночь, ужасная.

            Девять. Это слово как кинжалом пронзило её сердце. Каждую ночь скрытая война вновь разгоралась у подножия пирамид Миэрина. Каждое утро солнце поднималось над свежими трупами и гарпиями, нарисованными кровью на мостовой рядом с телами. Любой вольноотпущенник, кто стал или слишком болтлив или преуспевал в делах, становился мишенью. Но девять смертей за одну ночь... Это её пугало.

            - Рассказывайте.

            Ответил Серый Червь:

            - На ваших слуг напали, когда они патрулировали улицы Миэрина, оберегая покой Вашей Милости. Все они были хорошо вооружены, с копьями, щитами и короткими мечами. В патрулях они были по двое и попарно их и убили. Ваши слуги Чёрный Кулак и Цеферис были поражены из арбалетов в Лабиринте Маздхана. Ваши слуги Моссадор и Дюран погибли под камнями, сброшенными с приречной стены. Ваши слуги Эладон Золотоволосый и Верное Копьё были отравлены в винной лавке, где они обычно останавливались каждую ночь во аремя обхода.

            Моссадор. Дени сжала кулак. Миссандея и её братья были захвачены во время налёта на их дом на Наате пиратов с Островов Василиска. Затем их продали работорговцам в Астапоре. Ещё будучи малышкой, Миссандея проявила способности к языкам и Добрые Господа сделали её писцом. Моссадору и Марселину повезло меньше. Их оскопили и превратили в Безупречных.

            - Кто-нибудь из убийц был задержан?

            - Ваши слуги арестовали хозяина винной лавки и его дочерей. Они клянуться в своей невиновности и молят о милосердии.

            Все они всегда невиновны и молят о милосердии.

            - Передайте их Бритоголовому. Скахаз, посади их отдельно друг от друга и допроси.

            - Будет исполнено, Ваше Богоподобие. Мне допросить их мягко или с пристрастием?

            - Начни мягко. Выслушай их рассказы, и какие имена они тебе назовут. Возможно, они и в самом деле не причём. – Она поколебалась. – Девять, сказал благородный Резнак. Кто ещё?

            - Трое вольноотпущенников, убиты в своих домах, - ответил Бритоголовый. – Ростовщик, сапожник и арфистка Рилона Ри. Её отрезали пальцы перед тем, как убить.

            Королева вздрогнула. Рилона Ри играла на арфе сладостно, как Дева. Когда она была рабыней в Юнкае, то играла для всех высокородных семейств города. В Миэрине она стала лидером среди Юнкайских вольноотпущенников, их голосом в совете Дени.

            - У нас есть задержанные, кроме этого виноторговца?

            - Нет, как ни прискорбно. Мы просим вашего прощения.

            Милосердие, подумала Дени. Они получат милосердие дракона.

            - Скахаз, я передумала. Допросите его жёстко.

            - Сделаю. Или я могу жёстко допросить его дочерей, а отца заставить смотреть. Это поможет выжать из него имена.

            - Поступай, как считаешь лучше, но принеси мне имена. – В её животе разгоралось пламя ярости. – Я не собираюсь больше терять Безупречных. Серый Червь, верни своих людей в казармы. В дальнейшем их задачей будет охранять меня, мои стены и ворота. С этого дня поддержание порядка в Миэрине станет заботой миэринцев. Скахаз, сформируй для меня новый дозор. Пусть он состоит в равных частях из бритоголовых и вольноотпущенников.

            - Как прикажете. Какова численность новой стражи?

            - Столько, сколько тебе потребуется.

            Резнак мо Резнак ахнул:

            - Великолепная, где мы возьмём столько денег, чтобы платить жалование такой многочисленной страже?

            - В пирамидах. Назовём это кровавым налогом. Я буду собирать по сто золотых с каждой пирамиды за каждого вольноотпущенника, убитого Сынами Гарпии.

            От этих слов Бритоголовый расплылся в улыбке.

            - Будет сделано, - сказал он. – Но Вашему Сиятельству следует знать, что Великие Господа Зхак и Меррек готовятся покинуть свои пирамиды и уехать из города.

            Дейенерис до смерти обрыдли Зхак и Меррек, как и все миэринцы, великие и мелкие.

            - Отпусти их, но проследи, чтобы они взяли с собой только одежду, которую способны нести. Убедись, что всё их золото останется здесь. И все их запасы еды тоже.

            - Великолепная, - пробормотал Резнак мо Резнак. – Мы не знаем наверняка, что эти благородные господа намереваются присоединиться к вашим врагам. Более вероятно, что они просто собрались перебраться в свои имения в холмах.

            - Тогда они не будут возражать, если мы возьмём на себя заботу о сохранности их золота. В холмах его негде тратить.

            - Они боятся за своих детей, - произнёс Резнак.

            Да, подумала Дейенерис, и я тоже.

            - Мы можем позаботиться и об их безопасности. Я возьму по двое детей от каждой семьи. И из всех других пирамид тоже. Мальчика и девочку.

            - Заложники, - просиял Скахаз. – Пажи и виночерпии. Если Великие Господа будут возражать, можно будет пообещать им, что в Вестеросе их отпрыски удостоятся большой чести служить при дворе.

            Она не стала вдаваться в дальнейшие подробности.

            - Идите и исполняйте мои распоряжения. Я должна оплакать своих умерших.

            Когда она вернулась в свои комнаты на вершине пирамиды, она нашла Миссандею тихо плачущей на её кровати. Она, как могла, пыталась подавить свои рыдания.

            - Пойдём спать со мной, - позвала Дени маленькую переводчицу. – До рассвета осталось ещё несколько часов.

            - Ваша Светлость так добра ко мне, - Миссандея скользнула под простыни. – Он был хорошим братом.

            Дени обняла девочку.

            - Расскажи мне о нём.

            - Он научил меня забираться на дерево, когда мы были маленькими. Он мог поймать рыбу голыми руками. Однажы я нашла его спящим в нашем саду, а над ним порхала сотня бабочек. Он выглядел таким прекрасным в то утро и… я думаю, что любила его.

            - Как и он любил тебя, - Дени погладила волосы девочки. – Скажи только слово, моя милая, и я отправлю тебя из этого ужасного места. Я найму корабль и он отвезёт тебя домой. На Наат.

- Я лучше останусь с вами. На Наате мне будет страшно. Вдруг работорговцы придут снова. Рядом с вами я чувствую себя в безопасности.

Безопасность. Это слово заставило глаза Дени наполниться слезами.

- Я хочу, чтобы ты была в безопасности. – Миссандея ещё дитя. Рядом с ней она сама могла иногда побыть ребёнком. – Никто не мог защитить меня, когда я была маленькой. Поначалу это делал сэр Виллем, но потом он умер и Визерис… Я хочу защищать тебя, но… это так трудно. Быть сильной. Я не всегда знаю, как мне поступить. Однако я должна знать. Я всё, что у них есть. Я королева… королева…

- …мать, - прошептала Миссандея.

- Мать драконов, - содрогнулась Дени.

- Нет. Мать всех нас. – Миссандея обняла её крепче. – Вашей милости нужно спать. Скоро рассвет и двор снова будет ждать вас.

- Мы обе заснём и будем видеть сны о лучших днях. Закрывай свои глаза. – Когда Миссандея повиновалась, она поцеловала её веки, так что та хихикнула.

Однако сон давался не так легко, как поцелуи. Дени закрыла глаза и попыталась думать о доме, о Драконьем Камне и Королевской Гавани и обо всех других местах, о которых её рассказывал Визерис. О более добрых странах, чем эта. Но мысли её постоянно возвращались к Заливу Работорговцев, подобно кораблям, захваченным штормовым ветром. Когда дыхание Миссандеи подсказало, что она уснула, Дени выскользнула из её объятий и вышла наружу в предрассветный сумрак. Здесь она облокотилась на прохладные камни парапета и окинула взглядом город. Тысячи крыш раскинулись под ней, окрашенные луной в оттенки серебра и слоновой кости.

Где-то под этими крышами сейчас встречались Сыны Гарпии, планируя, как убить её и всех, кто её любит, и как заковать её детей обратно в цепи. Где-то внизу голодный ребёнок плачем требовал молока. Где-то умирала старуха. Где-то обнимались мужчина и девица, неловко стаскивая друг с друга одежду нетерпеливыми руками. Но здесь были только блики лунного света на пирамидах и впадинах между ними, без намёка на то, что скрывается внизу. Здесь была только она одна.

Она кровь от крови дракона. Она может убить Сынов Гарпии, их сыновей и сыновей их сыновей. Но дракон не в состоянии накормить голодного ребёнка или унять боль умирающей старухи. И осмелится ли кто-нибудь когда-то полюбить дракона?

Она снова поймала себя на мыслях о Даарио Нахарисе. Даарио с его золотыми зубами и бородой трезубцем, его сильных руках на рукоятях его аракха и стилета, рукоятях, выкованных из золота в форме обнажённых женщин. В день его отъезда, когда она напутствовала его на прощание, он всё гладил эти рукояти, проводя кончиками больших пальцев туда и обратно. Я ревную его к рукоятям мечей, поняла она тогда, к этим женским фигурам из золота. Отправить его к овечьим людям было мудро. Всё-таки она была королевой, а Даарио Нахарис не был слеплен из королевского теста.

- Это было так давно, - сказала она сэру Барристану буквально вчера. – Что, если Даарио предал меня и присоединился к моим врагам? - Ты познаешь три измены. - Что, если он встретил другую женщину, какую-нибудь принцессу лхазарян?

Она знала, что старому рыцарю Даарио никогда не нравился и не внушал доверия. Несмотря на это, он ответил галантно:

- Ни одна женщина не сравнится в привлекательности с Вашей Милостью. Только слепец может верить в обратное, а Даарио Нахарис отнюдь не слепой.

Нет, подумала она. Его глаза тёмно-синие, почти пурпурные, и его золотые зубы блестят, когда он мне улыбается.

Сэр Барристан был уверен, что он вернётся. Дени оставалось только молиться, что он был прав.

Купание поможет мне успокоиться. Она прошла босиком через траву к её бассейну на террасе. Вода была прохладной, тело покрылось гусиной кожей. Маленькая рыбка пощипывала её руки и ноги. Дени закрыла глаза и заскользила по воде.

Лёгкий шелест заставил её открыть глаза снова. Она села с мягким всплеском.

- Миссандея? – позвала она. – Ирри? Чхику?

- Они спят, - пришёл ответ.

Под хурмой стояла женщина, одетая в длинный балахон с капюшоном. Под капюшоном её лицо казалось твёрдым и блестящим. На ней маска, узнала Дени, покрытая тёмно-красным лаком.

- Куэйта? Я сплю? – Она ущипнула себя за ухо и вздрогнула от боли. – Ты снилась мне на «Балерионе», когда мы впервые прибыли в Астапор.

- Ты не спишь. Ни сейчас, ни тогда.

- Что ты здесь делаешь? Как ты прошла через мою стражу?

- Я пришла другим путём. Твои стражники не могли меня заметить.

- Ты здесь?

- Нет. Слушай меня, Дейенерис Таргариен. Стеклянные свечи зажглись. Скоро придёт бледная кобыла, а за ней иные. Кракен и тёмное пламя, лев и грифон, сын солнца и игрушечный дракон. Не доверяй никому из них. Помни Бессмертных. Остерегайся надушенного сенешаля.

- Резнак? Почему я должна его бояться? – Дени поднялась в бассейне. Вода струилась вниз по её ногам, и гусиная кожа покрыла руки на холодном ночном воздухе. – Если ты хочешь предостеречь меня, выражайся яснее. Чего ты хочешь от меня, Куэйта?

Лунный свет блеснул в глазах женщины.

- Указать тебе путь.

- Я помню дорогу. Я пойду на север, чтобы попасть на юг, отправлюсь на восток, чтобы идти на запад, вернусь назад, чтобы оказаться впереди. И чтобы прикоснуться к свету, я должна пройти под тенью. – Она выжала воду из своих серебристых волос. – Меня уже тошнит от загадок. В Кварте я была нищей, но здесь я – королева. И я приказываю тебе…

- Дейенерис. Помни Бессмертных. Помни, кто ты.

 - Кровь дракона. – Но мои драконы ревут во тьме. – Я помню Бессмертных. Дитя трёх, называли они меня. Они обещали мне трёх наездников, три пожара и три измены. Одна за кровь, вторая – за золото и третья…

- Ваша Милость? – Миссандея стояла в дверях спальни королевы с фонарём в руке. – С кем вы говорите?

Дени оглянулась в сторону хурмы. Там было пусто. Ни балахона, ни лакированой маски, ни Куэйты.

ДЖОН. Часть 2

Он надеялся, что два новых гарнизона изменят положение. Дозор может пустить кровь вольному народу, но, в конце концов, нам не хватит сил, чтобы остановить их. Предание Манса Налётчика огню не отменяет этой истины. Мы по-прежнему слишком малочисленны, а их всё также много. И без разведчиков от нас пользы не больше, чем от слепцов. Я должен отправить людей за Стену. Но даже если я сделаю это, вернуться ли они назад?

Туннель под стеной был узким и извилистым, а многие из одичалых были стары, больны или изранены, так что двигались болезненно медленно. К моменту, когда последние из них преклонили колено, опустилась ночь. Огонь в яме догорал, и тень короля на Стене уменьшилась на четверть от своей первоначальной высоты. Джон Сноу мог видеть в воздухе пар от его дыхания. Холодно, подумал он, и похолодает ещё. Это представление слишком затянулось.

Примерно два или три десятка пленных задержались возле частокола. Среди них были четверо великанов, массивные волосатые существа с покатыми плечами, ногами, толстыми, как стволы деревьев и огромными, широкими ступнями. Несмотря на свой рост, они вполне могли бы пройти под Стеной, но один из них не хотел бросать своего мамонта, а другие не хотели оставлять его самого. Остальные оставшиеся были обычными людьми. Некоторые умерли к концу дня, некоторые ещё только умирали, но гораздо больше было их родственников и товарищей, не желавших отказываться от них даже за миску лукового супа.

Некоторые тряслись от холода, а кто-то закоченел настолько, что не мог даже дрожать, но все они слушали, как голос короля прогремел, отражаясь от Стены.

- Вы все вольны уйти, - сказал им Станнис. – Расскажите вашим соплеменникам о том, чему вы стали свидетелями. Расскажите им, что вы видели истинного короля и что они могут присоединиться к его королевству, при условии, что будут покорны его воле. Если же нет, то им лучше бежать и прятаться. Я не потерплю новых нападений на мою Стену.

- Одно королевство, один бог, один король! – провозгласила леди Мелисандра.

Люди королевы подхватили этот крик, стуча торцами своих копий о щиты:

- Одно королевство, один бог, один король! Станнис! Станнис! ОДНО КОРОЛЕВСТВО, ОДИН БОГ, ОДИН КОРОЛЬ!

Он заметил, что Вэль не присоединилась к общему хору. Как и никто из братьев Ночного Дозора. Во время общего шума несколько оставшихся одичалых растворились среди деревьев. Великаны тронулись в путь последними, двое - сидя на спине мамонта, а двое пешком. Остались только мертвецы. Джон наблюдал, как Станнис спускается с помоста в сопровождении Мелисандры. Его красная тень. Она никогда не отходила от него надолго. Королевский почётный караул обступил их – сэр Годри, сэр Клейтон и ещё дюжина других рыцарей, все из людей королевы. Лунный свет поблёскивал на их доспехах и ветер развевал плащи.

- Лорд-стюард, - обратился Джон к Маршу. – Разбейте частокол на дрова и сожгите трупы.

- Как прикажете, милорд, - Марш рявкнул, отдавая распоряжения и рой его стюардов отделился от рядов и набросился на деревянную изгородь. Лорд-стюард, хмурясь, наблюдал за ними.

- Эти одичалые… думаете, они будут хранить верность, милорд?

- Некоторые будут. Не все. У них, как и у нас, есть свои трусы и мошенники, слабаки и дураки.

- Наши обеты… ведь мы клялись защищать королевство…

- Как только вольный народ поселится в Даре, они сами станут частью королевства, - отметил Джон. – Наступили отчаянные дни, и дальше будет только хуже. Мы видели лицо нашего настоящего врага – мёртвое белое лицо с яркими голубыми глазами. Вольный народ его тоже видел. Станнис в этом не ошибается. Мы должны объединить с одичалыми наши усилия.

- Объединённые усилия против общего врага, это я могу принять, - произнёс Боуэн Марш. – Но это не значит, что мы должны пропустить десятки тысяч полуголодных дикарей на ту сторону Стены. Отпустите их назад в их деревни сражаться с Иными, пока мы запечатываем ворота. Это будет нетрудно, как сказал мне Овелл. Нам нужно только заполнить туннели битым камнем и затопить водой. Стена доделает остальное. Холод, вес… как только сменится луна, не останется и признака того, что здесь когда-то были ворота. Любому врагу придётся проламывать себе дорогу.

- Или вскарабкаться.

- Вряд ли, - возразил Марш. – Они не налётчики, самое большее, на что их хватит – это украсть себе жену и стащить, что плохо лежит. А у того же Тормунда старухи, дети, стада овец и коз, даже мамонты. Ему без ворот не обойтись, а их осталось только трое. Если же он отправит верхолазов на Стену, что ж, защищаться от них не сложнее, чем удить рыбу в котелке.

Рыба никогда не выберется из котелка наружу и не всадит тебе копьё в брюхо. Джон как-то сам карабкался на Стену.

Марш продолжал:

- Лучники Манса Налётчика должно быть выпустили по нам десять тысяч стрел, судя по количеству обломков древков, которые мы собрали. До наших же людей на верху Стены долетело не больше сотни, да и то, большинство из них было занесено случайными порывами ветра. Рыжий Алин из Розвуда стал единственным, кто погиб от этого, хотя и его убило падение, а вовсе не стрела, вонзившаяся в ногу. Донал Нойе пал, удерживая ворота. Доблестный поступок, конечно, но если бы ворота были запечатаны, наш храбрый оружейник мог бы и сейчас быть с нами. Неважно, столкнёмся ли мы с сотней врагов или с сотней тысяч. Пока мы стоим наверху Стены, а они внизу, они не причинят нам вреда.

Он не ошибся. Набег Манса Налётчика разбился о Стену, как волна о каменный берег, хотя её защитники были не более, чем горсткой стариков, сопляков и калек. Однако то, что предлагал Боуэн, шло против всех инстинктов Джона.

- Если мы запечатаем врата, то не сможем высылать наружу разведчиков, - указал он. – Мы станем подобны слепцам.

- Последний поход лорда Мормонта стоил Дозору четверти его людей. Нам нужно сохранить те силы, что ещё у нас остались. Каждая смерть ослабляет нас, а мы и так растянуты по Стене сверх всякой меры. Займи самую высокую гору и победишь в сражении, любил повторять мой дядя. Нет большей высоты, чем Стена, лорд-командующий.

- Станнис обещал землю, еду и правосудие всем одичалым, склонившим колено перед ним. Он никогда не позволит нам запечатать врата.

Марш поколебался:

- Лорд Сноу, я не из тех, кто пересказывает сплетни, но ходят разговоры, что вы становитесь слишком… слишком дружелюбны с лордом Станнисом. Некоторые даже предполагают, что вы… э…

Бунтовщик и предатель, ага, а ещё бастард и варг-оборотень в придачу. Янос Слинт мог сгинуть, но его ложь пустила корни.

- Я знаю, что говорят, - Джон слышал шепоты, видел людей, которые отворачивались, когда он проходил через двор. – И что же они предлагают мне сделать – поднять мечи против Станниса и одичалых? У Его милости бойцов втрое больше, не считая того, что он наш гость. Он защищён законами гостеприимства. И мы обязаны ему и его людям.

- Лорд Станнис помог нам, когда мы в этом нуждались, - упрямо гнул своё Марш, - но он по-прежнему мятежник и его дело обречено. Как будем обречены и мы, если Железный трон заклеймит нас, как предателей. Мы должны быть уверены, что не встанем на сторону проигравших.

- У меня нет намерения выбирать чью-либо сторону, - ответил Джон, - но я не так уверен в том исходе этой войны, какой представляется вам, милорд. Не со смертью лорда Тайвина.

Если верить слухам, пришедшим по Королевскому тракту, Десница короля был убит собственным сыном-карликом, когда сидел в уборной. Джон был краткое время знаком с Тирионом Ланнистером. Он взял мою руку и назвал меня другом. Трудно было поверить, что этот маленький человек мог убить собственного отца, но сам факт кончины лорда Тайвина сомнений не вызывал.

- Лев в Королевской Гавани – всего лишь детёныш, а Железный трон, как известно, способен разрезать на лоскуты и взрослого мужчину.

- Может быть, он пока всего лишь мальчик, милорд, но… короля Роберта любили, и большинство людей всё ещё считают Томмена его сыном. Чем больше они видят лорда Станниса, тем меньше любви он вызывает, а ещё меньше им нравится леди Мелисандра с её пламенем и этим зловещим красным богом. Они жалуются.

- Они жаловались на лорда-командующего Мормонта тоже. Мужчины любят жаловаться на своих жён и лордов, сказал он мне однажды. А если жён у них нет, то на своих лордов они жалуются вдвое больше. – Джон оглянулся на частокол. Две стены уже исчезли, третья быстро разбиралась. – Я оставлю вас здесь закончить, Боуэн. Убедитесь, что сожжён каждый труп. И благодарю вас за совет. Обещаю вам, что подумаю над тем, что вы сказали.

От ямы ещё поднимался в воздух дым и хлопья пепла, когда Джон рысью направился к воротам. Там он спешился и, держа своего скакуна на поводу, прошёл сквозь лёд на южную сторону. Скорбный Эдд шёл перед ним с факелом. Его пламя лизало потолок, так что ледяные слёзы падали сверху на каждом шагу.

- Было облегчением увидеть, как тот рог сгорел, милорд, - произнёс Эдд. – Только прошлой ночью мне снился сон, будто я решил поссать со Стены, когда кто-то решил дунуть в рог. Не то, чтобы я жаловался. Это было лучше моих старых снов, где Харма Собачья голова скармливала меня своим свиньям.

- Харма мертва, - ответил Джон.

– Но не её свиньи. Они смотрят на меня так, как Убийца обычно глядел на ветчину. Я не говорю, что одичалые собираются нам вредить. Ну да, мы раскололи на куски их богов и заставили их сжечь обломки, но мы дали им луковый суп. Какой бог может сравниться с доброй миской лукового супа? Я и сам бы от одной не отказался.

Запахи дыма и горелой плоти всё ещё держались в одежде Джона. Он знал, что нужно поесть, но больше нуждался в компании, а не в еде. Чаша вина с мейстером Эйемоном,  немного тихих слов с Сэмом, несколько шуток с Пипом, Гренном и Жабой. Эйемон и Сэм ушли, а остальные друзья…

- Этим вечером я буду ужинать вместе со всеми.

- Варёные говядина и свёкла. – Кажется, скорбный Эдд всегда был в курсе того, что готовится на кухне. – Хотя Хобб говорит, что без хрена. Что хорошего может быть в варёной говядине без хрена?

С тех пор, как одичалые сожгли старый общий зал, люди Ночного Дозора совершали трапезы в каменном подвале под арсеналом, в похожем на пещеру зале, разделённом двумя рядами квадратных каменных столбов, со сводчатым потолком и большими бочками с вином и элем вдоль стен. Когда Джон вошёл, четверо строителей играли в плашки за ближайшим к ступеням столом. Ближе к огню сидела группа разведчиков и несколько людей короля, негромко разговаривавших.

Молодёжь собралась за другим столом, где Пип нарезал своим ножом репу.

- Ночь темна и полна репы, - вещал он важным голосом. – Давайте же будем молиться за оленину, дети мои, жареную с толикой лука  и вкусной подливкой.

Его друзья рассмеялись – Гренн, Жаба, Атлас и вся остальная компания.

Джон не присоединился к общему смеху.

- Насмехаться над молитвами других людей – глупая затея, Пип. И опасная.

- Если красный бог обидится, пусть поразит меня.

Все улыбки исчезли.

- Мы смеялись только над жрицей, - сказал Атлас, гибкий и миловидный юноша, торговавший когда-то собой в Староместе. – Это была всего лишь шутка, милорд.

- У вас свои боги, у неё свои. Оставьте её в покое.

- А вот она наших в покое не оставит, - возразил Жаба. – Она называет семерых ложными богами, милорд. И старых богов тоже. Она заставила одичалых сжечь ветки чардрева. Вы сами видели.

Леди Мелисандра не под моей командой. А вы да. Я не допущу вражды между людьми короля и моими собственными.

Пип накрыл руку Жаба своей.

- Не каркай больше, храбрый Жаба, как сказал великий лорд Сноу, - Пип вскочил на ноги и отвесил Джону изысканный поклон. – Отныне я даже ушами шевелить не буду без вашего высокого позволения.

Он думает, что это всё какая-то игра. Джону хотелось немного вразумить его.

- Тряси своими ушами, сколько вздумается. А вот пустая болтовня может принести тебе неприятности.

- Я присмотрю за тем, чтобы он был осторожнее, - пообещал Гренн. - а если нет, то я ему тресну. – Он поколебался: - Поужинаете с нами, милорд? Оуэн, растолкай народ и освободи место для Джона.

Джон хотел этого больше всего. Нет, вынужден был он сказать себе, те дни прошли. Осознание этого ножом пронзило его внутренности. Они выбрали его, чтобы править. Стена его и их жизни тоже. Лорд может любить людей, которыми командует, как-то довелось ему услышать от лорда-отца, но другом им он быть не может. Однажды ему может понадобиться свершить над ними  суд или отправить их на смерть.

- Как-нибудь в другой раз, - солгал лорд-командующий. – Эдд, присмотри лучше за своим ужином. – Мне нужно закончить дело.

Снаружи воздух показался холодней, чем прежде. Проходя через замок, он видел свет свечей, мерцавший в окнах Королевской башни. Вэль стояла на крыше, глядя поверх стены. Станнис держал её поближе к себе, в комнатах, расположенных над его собственными покоями, но разрешал выходить на прогулку на крепостные стены. Она выглядит одинокой, подумал Джон. Одинокой и прекрасной. Игритт была симпатичной на свой лад, с её рыжими волосами, поцелованными огнём, и улыбкой, оживлявшей лицо. Вэль не было нужды улыбаться – к ней и так были бы прикованы все мужские взгляды в любом уголке мира.

Тем не менее, принцесса одичалых не была любимицей своих тюремщиков. Она называла их «коленопреклонившими» и трижды пыталась сбежать. Стоило одному из ратников утратить бдительность в её присутствии, как она выхватила кинжал у него из ножен и ударила ротозея в шею. Попади она на дюйм левее и он был бы мёртв.

Одинокая, прекрасная и смертоносная, думал Джон, и я мог бы обладать ею. Ею, Винтерфеллом и именем моего лорда-отца. Вместо этого он выбрал чёрный плащ и стену изо льда. Вместо этого он выбрал честь. Разновидность чести бастарда.

            Стена маячила справа от него, когда он проходил через двор. Её ледяная громада бледно мерцала, но подножие терялось в тени. Возле ворот тусклый оранжевый свет пробивался между брусьями загородки, в которой стражники укрывались от ветра. Джон слышал скрип цепей, на которых покачивалась клеть, царапая лёд. На вершине часовые толпились вокруг жаровни и перекрикивались, чтобы быть услышанными за ветром. Или же замолкали, устав надрываться и каждого окутывал собственный кокон тишины. Я буду ходить по льду. Стена моя.

            Он шёл под остатками стен башни лорда-командующего, мимо того места, где Игритт умерла у него на руках, когда рядом появился Призрак. Его тёплое дыхание струилось паром на холоде. В лунном свете его красные глаза светились, как огненные лужицы. Во рту у Джона появился вкус горячей крови, и он догадался, что Призрак убил сегодня вечером. Нет, подумал он. Я человек, а не волк. Он вытер губы тыльной стороной перчатки и сплюнул.

            Клидас по-прежнему занимал комнаты под птичником. Он пришёл на стук Джона, шаркая ногами и держа в руках тонкую свечу.

            - Не помешаю? - спросил Джон.

            - Нисколько, - Клидас распахнул дверь шире. – Я грею вино. Не желает ли милорд бокальчик?

            - С удовольствием.

            Его руки застыли на холоде. Он снял перчатки и размял пальцы.

            Клидас вернулся к очагу помешать вино. Ему лет шестьдесят, если не больше. Старик. Только кажется, что он моложе Эйемона. Коротенький и толстый, с тусклыми розовыми глазами, как у некоторых ночных существ. Несколько белых волос торчали на его лысине. Когда Клидас налил, Джон обхватил чашу обеими руками, вдохнул аромат специй, сделал глоток. Тепло потекло в его груди. Он отпил ещё, долго и глубоко, чтобы смыть изо рта вкус крови.

            - Люди королевы говорят, что Король-за-Стеной умер обесчещенным. Будто он вопил о пощаде и отрицал, что он король.

            - Было дело. Светозарный сиял ярче, чем когда бы то ни было. Он блистал, как солнце. – Джон поднял свою чашу. – За короля Станниса и его волшебный меч.

            Вино горчило на губах.

            - Его милость не простой человек. Как всякий, кто носит корону. Многие хорошие люди были дурными королями, повторял мейстер Эйемон, и некоторые плохие сделались хорошими правителями.

            - Он знал, что говорил. - Эйемон Таргариен видел девять королей на Железном троне. Он был сыном короля, братом короля и королевским дядей. – Я посмотрел книгу, которую мейстер Эйемон мне оставил. Нефритовый сборник. Страницы, где говориться об Азоре Ахае. Светозарный был его мечом. Закалённый в крови его жены, если верить Вотару. С той поры Светозарный никогда не был холодным на ощупь. Вместо этого он хранил в себе тепло тела Ниссы-Ниссы. В сражении его лезвие вспыхивало огненным жаром. Однажды Азор Ахай бился с чудовищем. Когда он пронзил мечом брюхо зверя, его кровь закипела. Дым и пар повалили у него изо рта, глаза лопнули и вытекли из глазниц, а тело вспыхнуло пламенем.

            Клидас мигнул.

            - Меч, который создаёт собственный жар…

            - …был бы подходящей вещью на Стене. – Джон отставил свою винную чашу и натянул перчатки на кротовьем меху. – Жаль, что меч, которым владеет Станнис, холодный. Мне будет любопытно посмотреть, как его Светозарный поведёт себя в бою. Благодарю тебя за вино. Призрак, ко мне.

            Джон Сноу поднял капюшон своего плаща и вышел за дверь. Белый волк последовал за ним в ночь.

            В арсенале было темно и тихо. Джон кивнул стражникам, проходя мимо стоек с копьями в свои комнаты. Он повесил пояс с мечом на колышек рядом с дверью, на соседний – свой плащ. Стянув перчатки, он обнаружил, что руки вновь окоченели от холода. Из-за этого он долго возился, прежде чем смог зажечь свечу. Призрак свернулся на своей подстилке и уснул, но Джону было ещё рано отдыхать. Исцарапанный сосновый стол покрывали карты Стены, земель за ней, донесения разведчиков, а также письмо из Сумеречной Башни, написанное рукой сэра Дэниса Маллистера.

            Он перечитал письмо из Сумеречной Башни ещё раз, заострил перо и откупорил горшочек с жирными чёрными чернилами. Он написал два письма, одно сэру Дэнису, второе Коттеру Пайку. Оба они просили его дать им больше людей. Халдера и Жабу он назначил на запад, в Сумеречную Башню, Гренна и Пипа - в Восточный Дозор-у-Моря. Чернила не хотели течь ровно и все слова получались у него короткими, грубыми и неуклюжими, как он ни старался.

            Когда он наконец-то отложил перо, в комнате совсем стемнело и похолодало. Ему почудилось, будто стены сдвинулись внутрь. Расположившись над окном, ворон Старого Медведя поглядывал на него вниз умными чёрными глазами. Мой последний друг, с сожалением подумал Джон. И лучше мне пережить тебя, или ты расклюёшь мне лицо тоже. Призрак не в счёт. Призрак ближе, чем друг. Призрак – часть меня.

            Джон поднялся и пошёл по ступеням к узкой койке, когда-то принадлежавшей Доналу Нойе. Вот мой жребий, подумал он, раздеваясь, отныне и до конца моих дней.