воскресенье, 27 апреля 2014 г.

Цифровое телевидение Дом.ру в Самаре – обитель зла.

Всё написанное ниже относится к работе Дом.ру в Самаре. Возможно, в других городах всё прекрасно, сияет радуга и по ней скачут счастливые пони-единороги. Не имел удовольствия наблюдать эту идиллию. Опишу то, что знаю по собственному горькому опыту.
Для тех, кому лень читать, приведу резюме в начале текста:
Если вам дорога ваша жизнь и нервы, держитесь подальше от цифрового телевидения Дом.ру в Самаре, где силы зла царствуют безраздельно.
А теперь для любопытствующих расскажу абсолютно правдивую историю.
Дом.ру – удивительная компания. Было время, когда я направо и налево рекламировал их проводной интернет. Потом примерно так же нахваливал всем встречным и поперечным их простое кабельное телевидение. Возможно, там до сих пор всё хорошо. Тёща, по крайней мере, счастлива. Лично я был так же счастлив до тех пор, пока не купил новый большой телевизор (это было в конце 11-го года) и не решил перейти на цифровой формат. И понеслось…
Конечно же, как фанат Дом.ру, я выбрал их же комплексное предложение: цифровое ТВ+интернет. Некоторое время наслаждался HD-каналами и прочими радостями жизни. Потом HD стало глючить – зависает, рассыпается изображение, срывается звук, временами не работают некоторые (иногда почти все) каналы. Проблема, скорее всего, в том, что Дом.ру доставляет сигнал до приёмника по коаксиальному кабелю – обычной антенной разводке, причём не тянет свою, а использует уже проложенную, иногда древнюю советскую сеть. Тонкий коаксиал имеет самую низкую из существующих сетей пропускную способность – не более 10 Мб/c. И это в идеальных условиях, при правильно рассчитанной и проложенной сетке. В реальной жизни, с многочисленными скрутками и схемой прокладки по принципу «куда дотянулись», скорость передачи вряд ли дотягивает до 50% от идеальной. Отчего «толстый» HD-сигнал просто «застревает» в узком бутылочном горлышке сети и пакеты не доходит до приёмника с должным качеством. Понимаю, что специалисты могут забросать меня навозом за такое вольное обращение с терминологией. Что ж, добро пожаловать в обсуждение. Я же исхожу из простой логики – если в одной и той же сети простое кабельное работает нормально, а цифровое HD виснет, дело, вероятнее всего, в сети, вернее, в её пропускной способности.
И вот тут я столкнулся с организационной структурой Дом.ру в Самаре. При попытке пригласить специалиста для проверки сети выяснилось, что мастера в компании, которая зарабатывает предоставлением услуг (!), работают с 9 до 18, с выходными в субботу и воскресенье. Как ни странно, примерно такой же график работы у большинства потребителей услуг Дом.ру. Я даже не знаю, стоит ли иронизировать над этой ситуацией дальше или удушливый запах совкового сервиса и так дошёл до всех. Потрепавши себе нервы, где-то в сентябре 12-го года я решил плюнуть и написал, всё, что думаю, в московский офис «Эр-телеком». После чего начал искать альтернативу. Внезапно оказалось, что цена за аналогичные услуги у большинства прочих кабельных провайдеров НИЖЕ, чем у Дом.ру. Нет, серьёзно, держать такую цену при практически полном отсутствии сервиса в условиях конкурентного рынка… Даже не знаю, что это – дебилизм или наглость. Короче говоря, заказал я подключение к кабельной сети «Билайн» и отправился в офис Дом.ру расторгать договор. Здесь опять же ВНЕЗАПНО выяснилось, что в организации их работы произошли большие перемены. Моё ли письмо было тому причиной или прочие клиенты поделились своей «любовью», но в результате из Москвы в Самару прилетела коробочка люлей, после распечатывания которой сервисная служба научилась работать по гибкому графику, а лично меня долго-долго уговаривали никуда не уходить и даже сделали скидку на абон. плату (благодаря которой она снизилась до уровня прочих операторов). Чёрт с вами, подумал я. И остался. Как выяснилось, напрасно.
Вроде бы взрослый человек, много-много раз убеждался на своём опыте, что если отношения не складываются – надо резать, только резать и ничего больше. Однако осталась в глубине души частичка надежды на светлое будущее и веры в то, что люди (и компании) способны меняться к лучшему. Увы,  Дом.ру в Самаре – это не тот случай.
Что же мы имеем сейчас?
а) Все старые болячки цифрового телевидения на месте – срывы и зависания сигнала, многие каналы зачастую просто не работают.
б) Постоянные изменения сетки вещания, когда каналы переезжают на новые места, пропадает то, к чему ты привык, а то, что появляется - или не работает, или нахрен тебе не нужно.
в) Когда звонишь с жалобой на качество сигнала, тебе предлагают перезагрузить систему – авось поможет. Иногда помогает, чаще – нет.  Да и не шибко приятно вместо того, чтобы с пультом в руках расслабляться на диване, скакать вокруг ТВ-приставки и в итоге, в большинстве случаев приходиться смотреть не то, что хотелось, а то, что элементарно работает. Мастера прислать, кстати, не предлагали ни разу.
г) После повышения цен в начале 14-го года Дом.ру в Самаре снова стал абсолютным лидером по дороговизне местных кабельных операторов. При этом практически отсутствует адекватная программа лояльности со скидками для клиентов. Та, что есть, напоминает отсутствие платежей во free-to-play играх Mail.ru.
д) При звонках на линию поддержки по 3 минуты слушаешь «уникальные» предложения вперемешку с заверениями в том «что мой звонок очень важен».
е) Если тебе звонит оператор, будь уверен, тебе пытаются продать дополнительную подписку на то, что тебе не нужно, а не для того, чтобы узнать, доволен ли ты тем, за что уже заплатил.

Итожим. Если вы пользуетесь ПРОСТЫМ кабельным Дом.ру, интернетом Дом.ру и всем довольны – я рад за вас, будьте счастливы и не желайте большего. Если же вам внезапно захочется достижений цивилизации или вы поверите лысому чуваку из рекламы про чудеса цифрового вещания Дом.ру – лучше воздержитесь. Лада Калина в рекламе иногда тоже выглядит почти как БМВ. Но именно выглядит и именно почти. Лучше пройдите мимо этого соблазна и поищите разумную альтернативу. Сбережёте кучу времени, денег и нервов.

понедельник, 5 марта 2012 г.

Необходимые пояснения


Почтеннейшие, хочу прояснить ситуацию с переводом романа "Танец с Драконами". Давненько не было по нему новых постов. Причин несколько.
Во-первых, мне роман не понравился. Ещё начиная с "Пира стервятников" стало заметно, что Мартин начинает тупо тонуть в громадье собственной вселенной и в излишней её детализации. К несчастью, он оказался заложником собственного успеха. Написав три великолепных первых романа, он, скорее всего, получил карт-бланш на всё остальное, избавился от надзора редактора... и потерялся в этой свободе. Нет ничего удивительного, что пятую книгу Мартин писал аж пять лет. Давненько я не сталкивался с таким обилием не смысловых, а описательных подробностей. Если раньше детали и описания служили идеальным фоном для развития СЮЖЕТА, то сейчас сюжет начал погибать в ДЕТАЛЯХ и безумном сонме персонажей. Если кто помнит старую серию Мориса Дрюона "Проклятые короли", там тоже действующих лиц было два ведра и ещё полстакана, так что приходилось в начале печатать справку, кто есть кто и кем кому приходится. Но Дрюону хватило ума не вести повествование от лица половины из них! У Мартина же мы к концу цикла рискуем познакомится с историей ВСЕХ действующих лиц, включая поварят и бордельных шлюх. А ещё больше мы рискуем не дождаться конца вообще. Ибо автор далеко не юн, в планах ещё ДВЕ книги, а сюжетных линий, связей и деталей становится всё больше. Успеет ли он довести всё до ума - большой вопрос.
Во-вторых, перевод романа уже доступен на нескольких альтернативных площадках. Тягаться с коллективным разумом мне нет ни смысла. Ярые фанаты Мартина наверняка уже знакомы со ВСЕЙ историей, остальные, кому по барабану, вполне потерпят до выхода официального перевода от АСТ. Я сам уже прочитал роман в оригинале, а корпеть в ускоренном темпе над русской литературной версией у меня банально нет времени - есть ещё бизнес и прочие увлечения и радости жизни.
Если же кому очень хочется прочитать именно мою версию перевода - добро пожаловать в комменты, убедите меня.
Спасибо всем, кто был со мной в одном читальном зале.

суббота, 7 января 2012 г.

БРАН


Что-то в вороньем крике заставило пробежать волну дрожи по хребту Брана. Я почти взрослый мужчина, напомнил он себе. Я должен оставаться храбрым.
            Но воздух был колючим, холодным и полным страха. Даже Лето выглядел напуганным. Шерсть на его загривке стояла дыбом. Тени стлались по склону холма, чёрные и алчные. Все деревья согнулись, скрючились под грузом льда, облепившего их. Некоторые из них даже отдалённо не напоминали деревья. Скованные замёрзшим снегом от корней до вершины, они высились на холме подобно великанам, чудовищным и уродливым существам, сгорбившимся от ледяного ветра.
            - Они здесь, - разведчик обнажил длинный меч.
            - Где? – спросила Мира приглушённым голосом.
            - Близко. Не знаю. Где-то рядом.
            Ворон снова каркнул.
            - Ходор, - прошептал Ходор. Он засунул свои руки от холода в подмышки. Сосульки свисали с его рыжей бороды, а усы превратились в сплошной смёрзшийся от соплей комок, красновато блестевший в лучах заката.
            - Те волки тоже близко, - предупредил их Бран. – Те, что следуют за нами. Лето чует их каждый раз, когда ветер дует с той стороны.
            - Волки – наименьшая наша беда, - отозвался Хладнорукий. – Мы должна подняться наверх. Скоро стемнеет. Будет лучше, если вы окажетесь внутри, прежде чем наступит ночь, иначе ваше тепло привлечёт их.
            Он оглянулся на запад, где лучи заходящего солнца пробивались сквозь деревья, как отблески дальнего огня.
            - Это единственный путь внутрь? – спросила Мира.
            - Задняя дверь в трёх лигах к северу, в сточных каналах.
            Этого было достаточно. Даже Ходор не смог бы пройти через сточные ктакомбы с Браном на спине, а Жойен не прошёл бы больше ни лиги, не важно – три или тысячу.
            Мира подняла глаза на холм:
            - Путь выглядит свободным.
            - Выглядит. – Мрачно пробормотал разведчик. – Чувствуешь холод? Здесь что-то есть. Вот только где?
            - Внутри пещеры? – предположила Мира.
            - Пещера под защитой. Туда они не пройдут. – Разведчик указал мечом. – Вход отсюда видно. На полпути к вершине, между чардревами. Та расщелина в скале.
            - Я вижу её, - сказал Бран.
Вороны влетали внутрь и вылетали из пещеры. Ходор переступил с ноги на ногу:
            - Ходор.
            - Впадина в скале, вот всё, что я вижу, - засомневалась Мира.
            - Там есть проход. Туннель над ручьём, пробившимся сквозь скалу, крутой и извилистый в начале. Если вы доберётесь до него, то окажетесь в безопасности.
            - А что насчёт тебя?
            - Пещера под защитой.
            Мира изучающее разглядывала расщелину на склоне холма.
            - До неё отсюда не больше тысячи ярдов.
            Нет, подумал Бран, вот только все эти ярды придётся подниматься в гору. Холм был крутым и заросшим лесом. Снегопад прекратился три дня назад, но снег больше не таял. Землю под деревьями покрывал чистый, белый, нетронутый слой.
            - Здесь никого нет, - сказал Бран, приободрившись. – Посмотрите на снег. На нём ни одного следа.
            - Белые ходоки слишком легки, чтобы оставлять следы на снегу, - ответил разведчик. – Так ты никогда не узнаешь об их присутствии.
            Ворон спустился сверху и уселся ему на плечо. Теперь с ними оставалась только дюжина больших чёрных птиц. Остальные исчезли по дороге. С каждым рассветом, когда они поднимались в путь, их становилось всё меньше. «Идём» - каркнула птица: «Идём, идём».
            Трёхглазый ворон, подумал Бран. Зеленовидящий.
- Здесь не так далеко, - сказал он вслух. – Небольшой подъём и мы будем в безопасности. Может быть, у нас даже будет огонь.
Все они замёрзли, промокли и проголодались, за исключением разведчика, а Жойен Рид ослаб настолько, что не мог идти самостоятельно.
- Ты иди. – Мира Рид склонилась рядом со своим братом. Он сидел в расщелине ствола дуба, закрыв глаза и безудержно трясясь от холода. Та небольшая часть его лица, что виднелась из-под капюшона, была бесцветна, как окружающий снег и лишь пар из ноздрей показывал, что он ещё дышит. Мира несла его на себе весь день. Еда и огонь быстро вернут его к жизни, попытался убедить себя Бран, однако в глубине души не был до конца в этом уверен.
- Я не могу одновременно сражаться и нести его, - пожаловалась Мира. - А подъём слишком крутой. Ходор, отнеси Брана к пещере.
- Ходор. – Ходор хлопнул ладонями.
- Жойену нужно всего лишь поесть, - сказал Бран, терзаемый жалостью. Это был уже двенадцатый день с того момента, как лось упал в третий и последний раз. Хладнорукий опустился тогда рядом с ним на колени в сугроб, пробормотал что-то на незнакомом языке, но чувствовалось, что говорит он слова благославения и прощания. Потом он перерезал лосю горло. Бран заплакал, как девчонка, когда яркая кровь хлынула из раны. Он никогда ещё не ощущал себя большим калекой, чем тогда, когда беспомощно следил за тем, как Мира Рид и Хладнорукий разделывают храброе животное, которое отнесло их так далеко на север.  Поначалу он даже сказал себе, что не будет есть это мясо, что лучше оставаться голодным, чем насыщаться плотью друга, но в конце концов поел дважды – один раз будучи в собственном теле, а второй – когда проскользнул в шкуру Лето. Каким бы худым и истощённым не был лось, мясо, вырезанное из него Хладноруким, поддерживало их целую неделю, пока они не прикончили последний кусок, скрудившись вокруг огня в руинах старого форта на холме.
- Ему нужно поесть, - согласилась Мира, гладя брата по лбу. – Нам всем это нужно, но здесь еды нет. Иди.
Бран сморгнул слёзы и почувствовал, как они замерзают на щеках. Хладнорукий взял Ходора за руку:
- Темнеет. Если их здесь ещё нет, то скоро они заявяться. Идём.
Не издав на этот раз ни звука, Ходор стряхнул снег с ног и, вспахивая сугробы, полез вверх с Браном за спиной. Хладнорукий шагал рядом, держа меч в чёрной руке. Лето трусил следом. В некоторых местах снег был так глубок, что большой лютоволк проваливался в него с головой, тогда ему приходилось останавливаться и выбираться на тонкую корку наста. Когда они поднялись повыше, Бран неловко обернулся в корзине, чтобы посмотреть, как Мира, поддерживая брата рукой, пытается поднять его на ноги. Он слишком тяжёл для неё. Она истощена и у неё не осталось и половины тех сил, что были в начале. В другой руке она сжимала свою лягушачью острогу, опираясь ей в снег, как посохом. Мира только начала карабкаться на холм, наполовину ведя, наполовину волоча за собой младшего брата, когда Ходор прошёл между деревьями и Бран потерял её из вида.
Подъём становился круче. Снежные завалы хрустели под сопогами Ходора. Один раз под снегом оказался камень, выскользнувший из-под его ноги, так что Ходор потерял равновесие и чуть не полетел кувырком обратно к подножию холма. Разведчик поймал его за руку и помог удержаться.
- Ходор, - пробормотал Ходор.
Каждый порыв ветра наполнял воздух тончайшей белой снежной пылью, блестевшей, как стекло в последних лучах дневного света. Вороны кружили вокруг. Один полетел вперёд и исчез в пещере. Осталось примерно ярдов восемьдесят, подумал Бран, это уже совсем близко.
Лето внезапно остановился перед крутым участком, покрытым нетронутым белым снегом. Лютоволк повернул голову, понюхал воздух и зарычал. Шерсть на нём вздыбилась, и он попятился назад.
- Ходор, стой, - сказал Бран. – Подожди. Ходор.
Что-то было не так. Лето чуял это и он тоже. Нечто плохое. Совсем рядом.
- Ходор, нет, поворачивай назад.
Хладнорукий продолжал взбираться и Ходор собрался следовать за ним.
- Ходор, ходор, ходор, - ворчал он громко, заглушая протесты Брана. Его дыхание сделалось тяжёлым. Бледный туман заполнил воздух. Он сделал шаг, потом ещё. Снега теперь было почти по пояс, а склон стал очень крут. Ходор теперь шёл, склонившись вперёд и цепляясь руками за камни и деревья. Ещё шаг. Ещё один. Снег из под ног Ходора соскальзывал вниз по склону холма, вызывая маленькие лавины за их спинами.
Шестьдесят ярдов. Бран сдвинулся в сторону, чтобы лучше видеть пещеру. Затем он увидил кое-что ещё.
- Огонь!
В небольшой расщелине между чардревами мерцало свечение, оранжевый свет, бросавший вызов сгущающемуся мраку.
- Смотрите, кто-то…
Ходор закричал. Он повернулся, споткнулся, упал.
Бран почувствовал, что мир завертелся вокруг него и большого конюха. Резкий удар выбил из него дыхание. Его рот наполнился кровью, а Ходор продолжал крутиться и перекатываться, давя собой мальчика-калеку.
Что-то ухватило его за ногу. На долю секунды Брану показалось, что это корень дерева запутался вокруг его лодыжки… и тут корень двинулся. Рука, увидел он, когда остальное появилось из-под снега.
Ходор лягнул это, угодив заснеженной пяткой прямо в лицо существа, однако мертвец, кажется, ничего не почувствовал. Потом они сцепились, пиная и царапая друг друга, скользя вниз к подножию холма. Снег заполнил рот и нос Брана, когда они перевернулись, но уже на следующем кувырке он снова оказался наверху. Что-то хлопнуло его по голове, камень, кусок льда или кулак мертвеца, он так и не понял, только вдруг обнаружил, что вывалился из корзины и лежит, растянувшись, на склоне, полузасыпанный снегом, сжимая в руке клок волос, который он вырвал из головы Ходора.
Вокруг него из-под снега поднимались существа.
Два, три, четыре. Бран сбился со счёта. Они вырастали, вздымая снежные вихри. Некоторые были одеты в чёрные плащи, некоторые - в рваные шкуры, на некоторых не было ничего. Все были бледнокожими и с чёрными руками. Их глаза сияли, как холодные голубые звёзды.
Трое окружали разведчика. Бран видел, как Хладнорукий полоснул одного по лицу, но существо продолжало движение, оттесняя его назад, в руки остальных. Ещё двое потянулись за Ходором, неуклюже спускаясь вниз по склону. Мира должна была взбираться по склону прямо им навстречу, сообразил Бран с чувством беспомощного ужаса. Он закричал изо всех сил, чтобы предупредить её.
Что-то схватило его.
Крик Брана тут же превратился в отчаянный вопль. Он схватил пригоршню снега и швырнул, но существо даже не моргнуло. Чёрная рука потянулась к его лицу, а другая коснулась живота. Пальцы были твёрдыми, как железо. Он собрался вырвать мне внутренности.
Неожиданно между ними возник Лето. Бран увидел кожу, рвущуюся как дешёвая ткань и услышал хруст ломающейся кости. Он видел, как рука отделилась от запястья, бледные извивающиеся пальцы и выцветший чёрный рукав. Чёрный, мелкнула мысль, он носил чёрное, он был одним из Дозора.
Лето отшвырнул в сторону руку, повернулся и вцепился зубами в шею мертвеца под подбородком. В следующий момент в сторону отлетел большой кусок глотки существа, бледного подгнившего мяса.
Оторванная рука продолжала двигаться. Бран откатился от неё в сторону. Лёжа на животе, он царапал руками снежный наст и видел, как между деревьями выше по склону, бледными и укутанными в снежное покрывало, пробивается оранжевое свечение.
Пятьдесят ярдов. Если он сможет проползти пятьдесят ярдов, они его не получат. Перчатки пропитывались влагой, пока он полз к свету, цепляясь за корни и камни. Немного вперёд, ещё немного. Тогда ты сможешь оказаться возле огня.
            Последний свет исчез между деревьями. Наступила ночь. Хладнорукий резал и рубил в круге обступивших его мертвецов. Лето рвал лицо одного из них, повалившегося на землю. На Брана никто не обращал внимания. Он вскарабкался немного выше, волоча за собой бесполезные ноги. Если я смогу добраться до пещеры…
            - Хоооодор, - донёсся всхлип откуда-то снизу.
            И неожиданно он перестал быть Браном, сломанным мальчиком, карабкающимся в снегу, он оказался Ходором, скатившимся на полпути вниз по склону холма, нос к носу с существом, тянущим к нему цепкие руки. Взревев, он поднялся, пошатываясь, на ноги и резко отшвырнул тварь в сторону. Она повалилась на одно колено, потом стала подниматься вновь. Бран выхватил из-за пояса длинный меч Ходора. Где-то глубоко внутри он слышал всхлипывания бедного Ходора, но снаружи конюх превратился в семь футов ярости со старым железом в руке. Он поднял меч и обрушил его на мертвеца. Тот хрюкнул, когда меч рассёк мокрую шерсть и ржавую кольчугу, пробил гнилую кожу и глубоко вошёл в кости и плоть.
            - ХОДОР! – проорал он снова и рубанул ещё раз. На этот раз он снёс чудовищу голову с шеи и на мгновение возликовал…, пока не заметил, что пара мёртвых рук продолжает слепо тянуться к его шее. Бран отшатнулся назад, уклоняясь и тут из темноты вынырнула Мира Рид, вонзив с размаху лягушачью острогу в спину твари.
            - Ходор, - взревел Бран, увлекая её вверх по холму. – Ходор, ходор.
            Жойен лежал, скрючившись, там, где Мира оставила его. Бран убрал меч, подхватил мальчика на руки Ходора и выпрямился.
            - ХОДОР! – заорал он снова.
            Мира повела их обратно вверх по склону холма, тыча острогой в мертвецов, когда они подбирались близко. Те, казалось, совсем не чувствовали боли, но двигались медленно и неуклюже.
            - Ходор, - повторял Ходор на каждом шагу. – Ходор, ходор.
            Бран гадал, что Мира подумает, если он вдруг скажет ей, что любит её.
            Прямо над ними на снегу плясали горящие фигуры. Существа, понял Бран. Кто-то их поджёг.
            Лето танцевал, рыча и щёлкая зубами, вокруг ближайшего, остова здоровенного человека, распадающегося в языках вихрящегося пламени. Ему не нужно подходить так близко, зачем он это делает? Тут он увидел самого себя, лежащего ничком в снегу. Лето пытался отвести тварь от него. Что будет, если он убьёт меня? Будет ли для меня лучше всего остаться в Ходоре? Или я вернусь в шкуру Лето? А может, я просто умру?
            Мир закружился вокруг него. Белые деревья, чёрное небо, красные языки пламени – всё вокруг кружилось, двигалось, вращалось. Сам он словно окаменел. В ушах продолжал звучать крик Ходора: «Ходор ходор ходор ходор. Ходор ходор ходор ходор. Ходор ходор ходор ходор». Стая ворон лилась потоком из пещеры и он увидел маленькую девочку с факелом в руке, бросающуюся из стороны в сторону. На мгновение Бран подумал, что это его сестра Арья…, безумная мысль, ведь он знал, что его младшая сестра в тысячах лиг отсюда или мертва. И всё же казалось, что это она, стремительно двигающаяся, тощая, оборванная и дикая, с всклокоченными, спутанными волосами. На глаза Ходора навернулись слёзы и тут же замёрзли.
            Всё вокруг снова вывернулось на изнанку, и Бран пришёл в себя в своём собственном теле, наполовину заваленный снегом. Горящая тварь маячила над ним, снизу она выглядела выше окружающих деревьев, укутанных снегом. Бран увидел, что это был один из голых мертвецов, а затем в мгновение ока покров с ближайшего дерева обрушился вниз и засыпал его с головой.
            В следующий раз он пришёл в себя, лёжа на кровати из сосновых лап под тёмной каменной крышей. Пещера. Я в пещере. Во рту всё ещё чувствовался вкус крови от прикушенного языка, но справа от него горел огонь, тепло омывало его лицо и он чувствовал себя как никогда лучше. Лето тоже был рядом, нюхая воздух вокруг, и Ходор, весь мокрый. Мира качала голову Жойена у себя на коленях. И воплощение Арьи стояло над ними, сжимая в руках свой факел.
            - Снег, - произнёс Бран. – Он обрушился на меня. Похоронил.
            - Спрятал. Я тебя откопала. – Мира кивнула на девочку. – Вот кто нас спас. Факел… огонь убил их.
            - Огонь сжигает их. Огонь вечно голоден.
            Это не был голос Арьи, да и вообще не голос ребёнка. Это был голос зрелой женщины, высокий и приятный, как странная музыка и непохожий ни на один из тех, что он слышал ранее, но полный такой печали, что она могла бы разбить ему сердце. Бран прищурился, чтобы рассмотреть её получше. Это была девчонка, даже ещё младше, чем Арья, её кожа была в веснушках, как у лани под покровом листвы. Глаза у неё были странно большие, влажные, зелёные с золотом, со зрачками узкими, как у кошки. Ни у кого больше нет таких глаз. Её волосы были спутанной копной коричневых, рыжих и золотых оттенков, цветов осени, с лианами, веточками и увядшими цветами, прорастающими сквозь них.
            - Кто вы? – спросила Мира Рид.
            Бран знал ответ:
            - Она дитя. Дитя леса. – Он вздрогнул, как от сильного удивления или холода. Как будто угодил в одну из сказок Старой Нэн.
            - Первые люди назвали нас детьми, - произнесла маленькая женщина. – Великаны звали нас вох дак наг гран, беличьим народом, потому что мы были малы и проворны и предпочитали деревья, но мы не были ни белками, ни детьми. Наше имя на Истинном языке означает: те, кто поёт песню земли. Прежде чем начал звучать ваш Старый  язык, мы пели наши песни десять тысяч лет.
            - Теперь вы говорите на Общем языке, - заметила Мира.
            - Ради него. Малыша Брана. Я родилась во времена дракона и добрых двести лет путешествовала по миру людей, наблюдая, слушая и учась. Я могла бы ходить до сих пор, но мои ноги болят, а сердце устало, так что я направила свои стопы к дому.
            - Двести лет? – переспросила Мира.
            Дитя улыбнулось.
            - Люди - они все дети по сравнению со мной.
            - Есть у тебя имя? – спросил Бран.
            - Бывает, когда оно мне нужно, - она указала своим факелом на чёрную расселину в задней стене пещеры. – Нам вниз. Сейчас ты должен пойти со мной.
            Бран содрогнулся снова.
            - Разведчик…
            - Он не сможет пойти.
            - Они убьют его.
            - Нет. Они убили его давным-давно. Идём. В глубине теплее и никто здесь не причинит тебе зла. Он ждёт тебя.
            - Трёхглазый ворон? – спросила Мира.
            - Зеленовидящий. – И с этими словами она углубилась в пещеру, так что им не осталось ничего другого, кроме как последовать за ней. Мира помогла Брану вскарабкаться на спину Ходора, в наполовину разбитую корзину, мокрую от налипшего снега. Затем она обхватила руками брата и попыталась поднять его на ноги. Он открыл глаза.
            - Что? – произнёс он. – Мира? Где мы?
            Затем он увидел огонь и улыбнулся:
            - Я видел странный сон.
            Путь вниз был тесным и извилистым, а потолок хода таким низким, что Ходору вскоре пришлось идти скрючившись. Бран пригнулся, насколько мог, но даже тогда он постоянно царапался и ударялся макушкой о свод туннеля. При каждом касании вниз осыпалась грязь, набиваясь ему в глаза и волосы, а однажды он врезался лбом в толстый белый корень, проросший из стены и увитый паутиной.
            Девочка шла впереди с факелом в руке, её плащ из листьев шелестел за ней, но проход был так извилист, что Бран вскоре потерял её из виду. Только свет от огня отражался на стенах тоннеля. Когда они спустились ещё немного ниже, пещера раздвоилась, но ход налево был тёмным, как смола, так что даже Ходор сообразил, что нужно следовать направо за движущимся факелом.
            Скачущие тени создавали иллюзию, будто стены двигаются тоже. Бран увидел больших белых змей, скользящих в земле вокруг него и его сердце заколотилось от страха. Ему показалось, что они забрели в гнездо молочных змей или гигантских могильных червей, мягких и бледных. У могильных червей есть зубы.
            Ходор заметил их тоже. «Ходор», - пробормотал он, не решаясь идти дальше. Но затем девочка впереди остановилась, чтобы они догнали её, свет факела перестал колебаться и Бран понял, что змеи вокруг – это всего лишь белые корни вроде того, об который он ударился головой.
            - Это корни чардрева, – сказал он. – Помнишь сердце-дерево в Богороще, Ходор? Белое дерево с красными листьями? Дерево не причинит тебе вреда.
            - Ходор. – Ходор двинулся вперёд, следуя за ребёнком и её факелом вглубь земли. Они проходили мимо новых и новых ответвлений, затем вошли в наполненную эхом каверну, размером превосходившую главный зал Винтерфелла, с каменными зубами, спускавшимися с потолка и прораставшими сквозь её пол. Дитя в плаще из листьев уверенно вела их. Время от времени она останавливалась и взмахами факела поторапливала их. Казалось, она говорила – сюда, сюда, живее.
            После зала стало ещё больше проходов, отходивших по сторонам, больше комнат, и Бран услышал звук капающей где-то справа воды. Когда он оглянулся в том направлении, то увидел глаза, следящие за ними, глаза с кошачьими щелями зрачков, ярко блестевшие отражённым светом факела. Ещё дети, сказал он себе, девочка не одна такая, но, кроме того, припомнилась ему и сказка Старой Нэн о детях Генделя.
            Корни были теперь повсюду, пронизывая землю и камень, перекрывая полностью некоторые проходы и поддерживая своды в других. Все цвета исчезли, понял вдруг Бран. Осталась только чернота почвы и белизна дерева. У Сердце-дерева в Винтерфелле корни были в обхвате, как ноги великанов, но здесь они были ещё толще. И Бран никогда не видел их так много. Должно быть здесь корни от всей рощи чардрев, что растёт над нами.
            Свет уменьшился снова. Стал маленький, как и девочка-которая-не-была-ребёнком – она теперь стремилась вперёд так быстро, как ей хотелось. Ходор поспешил за ней и вдруг споткнулся обо что-то под ногами. Он остановился так резко, что Мира с Жойеном почти врезались ему в спину.
            - Кости, - сказал Бран. – Это кости.
            Пол прохода устилали кости животных и птиц. Но среди прочих попадались и более крупные, которые могли принадлежать великанам, а также маленькие кости, подходившие по размеру самим детям. По обе стороны от них, из ниш, выдолбленных в камне, вниз смотрели черепа. Бран заметил медвежий череп, волчий, с полдюжины человеческих черепов и примерно столько же голов великанов. Остальные были маленькими, странной формы. Дети леса. Корни прорастали вокруг и сквозь них, опутывая каждый. На нескольких сидели вороны, провожая идущих взглядом блестящих чёрных глаз.
            Последняя часть их пути сквозь темноту круто спускалась вниз. Ходор проделал его, скользя вниз на заднице, увлекая за собой кости, грязь и камни. Дитя ожидало их, стоя на одном конце естественного моста над зияющей пропастью. Во тьме под ними Бран услышал шум бурлящей воды. Подземная река.
            - Мы должны перейти на ту сторону? – спросил Бран, когда Риды соскользнули вниз вслед за ним. Эта перспектива его пугала. Если Ходор поскользнётся на узком мосту, им придётся падать и падать.
            - Нет, мальчик, - ответило дитя. – Оглянись.
            Она подняла свой факел повыше и свет, казалось, изменился. На мгновение пламя вспыхнуло оранжевым и жёлтым, наполнив пещеру красноватыми отсветами, затем все цвета потускнели, оставив только чёрный и белый. Позади них ахнула Мира. Ходор повернулся.
            Перед ними на спутанном из корней чардрева троне дремал бледный повелитель, облачённый в чёрный наряд. Отростки корней бережно опутывали его конечности, как мать ребёнка.
            Его тело настолько исхудало, а одежда была так изорвана, что поначалу он показался Брану ещё одним трупом, мертвецом таким древним, что корни проросли над ним, под ним и сквозь него. Кожа была белой, за исключением кровавого пятна, протянувшегося вверх от его шеи к щеке. Тонкие и сухие волосы отросли такой длины, что подметали своими концами земляной пол. Корни обвивали его ноги подобно деревянным змеям. Один уходил сквозь штаны в плоть бедра и появлялся вновь из его плеча. Пучки тёмно-красных листьев прорастали из его черепа, а лоб покрывали пятнами серые грибы. Немного кожи оставалось на лице, плотной и жёсткой, но даже она была так изношена, что из под неё виднелись бурые и жёлтые кости.
            - Ты – трёхглазый ворон? – услышал Бран собственный вопрос. Трёхглазому ворону следует иметь три глаза. Это же существо имеет лишь один, да и тот красный. Бран почувствовал, как этот глаз уставился на него, блестя, как лужица крови в свете факела. Там, где следовало быть другому глазу, через пустую глазницу прорастал тонкий белый корень, спускался вдоль щеки и уходил в шею.
            - Ворон? – голос бледного лорда был сухим и ломким. Его губы двигались медленно, как если бы они разучились произносить слова. – Однажды, да. Чёрный наряд и чёрная кровь.
            Одежда на нём тоже вся сгнила и выцвела, покрылась пятнами мха и черви источили её, но было ясно, что когда-то она была чёрной.
            - Я имел много обличий, Бран. Теперь же я то, что ты видишь перед собой, и ты должен понять, почему я не мог придти к тебе сам… кроме как во сне. Я наблюдаю за тобой уже долгое время, слежу тысячью глаз. Я видел твоё рождение, как и рождение твоего лорда-отца перед тобой.  Я видел твой первый шаг, слышал твоё первое слово, был частью твоего первого сна. Я видел, как ты упал. И теперь ты наконец-то пришёл ко мне, Брендон Старк, хоть время и упущено.
            - Я здесь, - ответил Бран, - только я сломан. Ты можешь… ты сможешь починить меня… мои ноги, я имею в виду?
            - Нет, - произнёс бледный лорд. – Это за пределами моей власти.
            Глаза Брана наполнились слезами. Мы проделали такой долгий путь. Чертог наполняло эхо от чёрной реки.
            - Ты никогда не сможешь ходить снова, Бран, - пообещал бледный лорд. – Но ты сможешь летать.

понедельник, 5 декабря 2011 г.

Вонючка


ВОНЮЧКА

            Крыса завизжала, когда он укусил её, дико извиваясь в его руках и неистово пытаясь вырваться. Её брюшко было самой нежной частью. Он вырвал кусок сладкого мяса, тёплая кровь побежала по его губам. Это было такое приятное ощущение, что на глаза навернулись слёзы. В животе у него заворчало, и он сглотнул. После третьего укуса крыса перестала брыкаться, и он ощутил почти полное удовлетворение.
            Затем он услышал звуки голосов за дверью темницы. Он тотчас затих, боясь даже жевать. Его рот был полон крови, плоти и шерсти, но он не осмеливался выплюнуть или проглотить всё это. Замерев, как камень, он в ужасе прислушивался к топоту сапог и позвякиванию железных ключей. «Нет, - думал он, - нет, милосердные боги, не сейчас, только не сейчас». Он столько времени потратил, чтобы поймать крысу. «Если они найдут меня с ней сейчас, они отберут её у меня, а потом доложат, и лорд Рэмси накажет меня».
            Он знал, что ему нужно спрятать крысу, но он был так голоден. Прошло два дня с тех пор, как он ел последний раз, а может быть и все три. Здесь, в полутьме подземелья, трудно было сказать наверняка. Хотя его руки и ноги стали тонкими, как тростник, живот, наоборот, раздулся и болел так, что он не мог уснуть. Всякий раз, когда он закрывал глаза, он вспоминал леди Хорнвуд. Сразу после их свадьбы лорд Рэмси запер её в башне и заморил голодом до смерти. Под конец она грызла свои собственные пальцы.
            Он присел в углу своей камеры, сжимая в руках под подбородком свою добычу. Кровь стекала из уголков его рта, пока он грыз крысу остатками своих зубов, пытаясь проглотить как можно больше, пока не отворится дверь в темницу. Мясо было жилистым, но сочным и жирным, так что он опасался, что ему станет дурно. Он жевал и глотал, выковыривая мелкие косточки из дыр в дёснах, оставшихся от его вырванных зубов. Жевать было больно, но он так изголодался, что не мог остановиться.
            Звуки за дверью приблизились. Милостивые боги, сделайте так, чтобы это пришли не за мной, молился он, отрывая одну из крысиных лапок. Прошло так много времени с тех пор, как к нему приходил кто-нибудь. Были и другие камеры, с другими узниками. Иногда он слышал их крики, даже сквозь толстые каменные стены. Женщина всегда кричала громче всех. Он обсосал сырое мясо и попытался выплюнуть косточку лапки, но она зацепилась за нижнюю губу и запуталась в бороде. Уходите, молился он, идите прочь, пройдите мимо меня, пожалуйста, пожалуйста.
            Но шум шагов, достигнув наибольшей громкости, оборвался у его двери, и в замочной скважине загремел ключ. Крыса вывалилась из его пальцев. Он судорожно стал вытирать с них кровь о штаны. «Нет», - бормотал он: «Не-е-ет!». Он заскрёб пятками по соломе, стараясь как можно глубже забиться в угол, вжаться в холодные влажные каменные стены.
            Звук отпираемого засова прозвучал как ужаснейшее бедствие, а когда свет ударил его в лицо, он издал отчаянный крик и закрыл глаза руками. Он был готов выцарапать себе глаза, такую вспышку боли вызвал у него свет:
            - Уберите, уберите его! Делайте это в темноте, пожалуйста, о, пожалуйста!
            - Это не он, - произнёс мальчишеский голос. – Ты только глянь на него. Мы не ту камеру открыли.
            - Последняя камера слева, - отозвался другой мальчик. – Ведь эта как раз последняя слева?
            - Ага, - ответил первый и после паузы добавил: - Что он говорит?
            - Похоже, ему не нравится свет.
            - Тебе бы он тоже не пришёлся по вкусу, если бы ты выглядел, как этот, - мальчишка харкнул и сплюнул. – Ну и вонища от него. Я просто задыхаюсь.
            - Он жрал крыс, - добавил второй. – Посмотри.
            Первый мальчик рассмеялся.
            - Гляди-ка, и правда. Вот умора!
            Я должен был так делать. Крысы кусали его, когда он спал, грызли пальцы на руках и ногах, даже в лицо вцеплялись, поэтому, когда одна из них попадалась в его руки, он не колебался. Съесть или быть съеденным – вот и весь выбор, который у него был.
            - Я делал так, - пробормотал он. – Я делал, делал, я жрал их, а они пытались сожрать меня. Пожалуйста…
            Мальчишки приблизились, солома мягко похрустывала у них под ногами.
            - Говори мне, - произнёс один из них. Он был с виду младшим из них двоих, худой, но, видимо, более смышлёный. – Ты помнишь, кто ты?
            Страх заворочался внутри него, и он застонал.
            - Отвечай. Назови мне своё имя.
            Моё имя. Крик застрял в его глотке. Ему говорили его имя, повторяли снова и снова, но это было так давно, что он забыл. Если я отвечу неправильно, они отрежут мне ещё один палец, или ещё хуже, они… они… Он не хотел об этом думать, он просто не мог. В глаза и челюсти словно впивались железные иглы. Голова раскалывалась от боли.
            - Пожалуйста, - проскулил он. Его голос был тонким и слабым, как у столетнего старика. Хотя, возможно так оно и было. Сколько я уже здесь сижу?
            - Уходите, - бормотал он сквозь сломанные зубы и переломанные пальцы, плотно зажмурив глаза от нестерпимо яркого света. – Пожалуйста, вы можете забрать крысу, только не мучайте меня…
            - Вонючка, - произнёс старший из ребят. – Тебя звать Вонючкой. Припоминаешь?
            Он держал в руках факел. У младшего была связка железных ключей.
            Вонючка? Слёзы хлынули по его щекам.
            - Я вспомнил. Да. – Его рот открывался и закрывался. – Меня совут Вонючка. Это рифмуется с липучкой.
            В темноте имя ему не требовалось, так что забыть его было просто. Вонючка, вонючка, меня зовут Вонючка. Он не был рождён с этим именем. В другой жизни оно было совсем иным, но здесь и сейчас его звали Вонючка. Он вспомнил.
            Он также вспомнил имена мальчиков. Они были одеты в похожие камзолы из овечей шерсти, серебристо-серые с тёмно-синей отделкой. Оба были оруженосцами, обоим было по восемь лет и имя у них было одно на двоих – Уолдер Фрей. Большой Уолдер и Маленький Уолдер, точно. Только тот, что повыше, был Маленьким, а тот, что пониже – Большим, что крайне забавляло самих мальчишек и безнадёжно путало всех остальных.
            - Я вас знаю, - прошептал он сквозь потрескавшиеся губы. – Я знаю ваши имена.
            - Ты пойдёшь с нами, - заявил Маленький Уолдер.
            - Его светлость лорд желает тебя видеть, - добавил Большой Уолдер.
            Страх пронзил его ножом. Они всего лишь дети, подумал он. Двое восьмилетних мальчишек. Он бы справился с двумя восьмилетними сопляками, само собой. Даже будучи таким слабым, как сейчас. Он бы взял факел, взял ключи, забрал кинжал, болтавшийся в ножнах на поясе Маленького Уолдера, и сбежал. Нет, нет, как-то всё слишком просто. Это ловушка. Если я попытаюсь сбежать, они отрежут мне ещё один палец или вырвут оставшиеся зубы.
            Ему доводилось сбегать раньше. Кажется, несколько лет назад, когда у него ещё оставались силы, и он был в состоянии бросить вызов. В тот раз ключи были у Киры. Она сказала, что украла их и что её известна боковая калитка, которую никто не охраняет. «Возьмите меня назад в Винтерфелл, милорд», - просила она, бледная и трясущаяся. «Я не знаю дороги. Я не смогу убежать одна. Пожалуйста, пойдёмте со мной». И потому он согласился. Тюремщик валялся в луже вина мертвецки пьяным, его штаны были спущены и запутались вокруг лодыжек. Дверь подземелья была открыта и боковая калитка никем не охранялась, как она и сказала. Они дождались, когда луна уйдёт за облако, выскользнули из замка и перебрались через Плакучую Воду, спотыкаясь о камни и наполовину замёрзнув в ледяном потоке. На другой стороне он поцеловал её: «Ты спасла нас обоих» - произнёс он.
Глупец. Глупец.
            Всё это было ловушкой, игрой, шуткой. Лорд Рэмси любил охоту и предпочитал выслеживать двуногих жертв. Всю ночь они бежали сквозь тёмный лес, но когда взошло солнце, до них донёсся сквозь деревья дальний звук рога и лай своры гончих. «Мы должны разделиться» - сказал он, когда собаки приблизились. «Они не смогут выследить нас обоих». Однако девушка обезумела от страха и отказалась, даже когда он поклялся поднять войско Железнорожденных и вернуться за ней, если погоня последует за ней одной.
            Не прошло и часа, как их взяли. Одна собака повалила его на землю, а вторая схватила Киру за ногу, когда та пыталась вскарабкаться по склону. Остальные окружили их, лая и рыча, щёлкая зубами всякий раз, когда они пытались пошевелиться и удерживали в таком положении, пока не подъехал Рэмси Сноу со своими псарями. Тогда он был ещё бастардом, а не Болтоном.
            - Вот вы где, - произнёс он, улыбаясь им с высоты седла. – Вы ранили меня своим необдуманным поступком. Неужели вас так скоро утомило моё гостеприимство?
            В этот момент Кира схватила камень и запустила им ему в голову. Она промахнулась на добрый фут и Рэмси улыбнулся:
            - Вас следует наказать.
            Вонючка вспомнил отчаянье и ужас в глазах Киры. Она никогда не выглядела такой юной, как в тот момент, всё ещё наполовину девчонка, но он ничего не мог с собой поделать. Это она виновата в том, что случилось, подумал он. Если бы мы разошлись, как я хотел, один из нас мог бы сбежать.
            От воспоминаний у него перехватило дыхание. Вонючка отвернулся от факела, чтобы скрыть заблестевшие на глазах слёзы. «Чего он хочет от меня на этот раз?” – подумал он в отчаяньи. «Почему ему просто не оставить меня в покое? Я ничего плохого не делаю, по крайней мере теперь, почему они просто не оставят меня в темноте?» У него была крыса, жирная, тёплая и извивающаяся…
            - Может, нам стоит помыть его? – спросил Маленький Уолдер.
            - Его светлости нравится его вонь, - отозвался Большой Уолдер. – За это его и прозвали Вонючкой.
            Вонючка. Меня зовут Вонючкой, это рифмуется с липучкой. Он вспомнил это. Служи и повинуйся и помни, кто ты есть, тогда никто не причинит тебе зла. Он обещал, его светлость обещал. Даже если бы он хотел сопротивляться, у него не было на это сил. Они выбили это из него кнутами, голодом, вырвали с мясом. Когда Маленький Уолдер вытолкнул его из камеры, а Большой Уолдер махнул на него факелом, подгоняя его, как скотину, он пошёл вперёд покорно, как пёс. Если бы у него был хвост, он поджал бы его между ног.
            Если бы у меня был хвост, Бастард бы его наверняка отрезал. Эта мысль пришла незваная, гнусная и опасная. Его светлость больше не бастард. Он теперь Болтон, а не Сноу. Мальчишка-король на Железном Троне узаконил статус лорда Рэмси, даровав ему право пользоваться именем его лорда-отца. Обращение к нему по имени Сноу напоминало о его незаконнорожденном происхождении и повергало его в чёрную ярость. Вонючке следовало помнить об этом. И собственное имя, он должен помнить своё имя. В полсекунды эти мысли пролетели у него в голове, напугав его до такой степени, что он споткнулся на ступенях темницы, разорвав штаны и окрасив камни своей кровью. Маленький Уолдер ткнул его факелом, чтобы вновь поднять его на ноги и заставить двигаться дальше.
            Снаружи во дворе над всем Дредфортом царила ночь, и полная луна поднималась над восточными стенами замка. Её бледный свет бросал тени от высоких треугольных зубцов на замёрзшую землю, как линию острых чёрных зубов. Воздух был влажным и холодным, полным полузабытыми запахами. Мир, сказал себе Вонючка, так пахнет мир вокруг. Он понятия не имел, как долго просидел в подземелье, но точно не меньше, чем полгода. А может и гораздо больше. Что, если это длится уже пять лет или десять, а то и все двенадцать. Откуда мне знать наверняка? Что, если я сошёл там с ума и половина моей жизни уже прошла? Хотя нет, это глупо. Вряд ли это тянется так долго. Мальчишки так и остались мальчишками. Если бы заточение продлилось десят лет, они уже должны бы были превратиться в мужчин. Он бы заметил разницу. Я не позволю ему лишить меня рассудка. Он может резать мои пальцы, может выколоть мне глаза и отрезать уши, но он не может забрать у меня разум без моего позволения.
            Маленький Уолдер с факелом в руке указывал дорогу. Вонючка смиренно следовал за ним, Большой Уолдер замыкал процессию. Собаки на псарне подняли лай, когда они подошли. На дворе кружил ветер, насквозь пронизывая тонкую грязную одежду и заставляя его покрываться мурашками. Ночной воздух был влажным и холодным, но он не заметил признаков снега, хотя было ясно, что до зимы рукой подать. Вонючка задавался вопросом, доживет ли он до того, чтобы увидеть снег. Сколько пальцев у меня осталось? Когда он поднял руку, чтобы посмотреть, его поразило, какой белой и бесплотной она стала. Кожа и кости, подумал он. У меня руки старика. Что, если он ошибся насчёт мальчишек? Может, это вовсе не Маленький Уолдер и Большой Уолдер, а сыновья тех мальчиков, что он знал когда-то?
            Большой зал был задымлён и тускло освещён. Ряды факелов горели слева и справа, помещённые в руки человеческих скелетов, торчащие из стен. Высоко над головой деревянные балки почернели от дыма и тонули в сумрачных тенях. Тяжёлый воздух был насыщен ароматами вина, эля и жареного мяса. Желудок Вонючки взревел в ответ на эти ароматы, а рот наполнился слюной.
            Маленький Уолдер подтолкнул его, спотыкающегося, вперёд, мимо длинных столов, за которыми ели стражники из гарнизона. Он почувствовал на себе их взгляды. Лучшие места, поближе к помосту, были заняты любимчиками Рэмси, Мальчиками Бастарда. Бен Боунс, старик, ходивший за любимыми охотничьими собаками его светлости. Дэмон по прозвищу «Дэмон-потанцуй-для-меня», светловолосый и юный. Грюнт, лишившийся языка за речи, пришедшиеся не по вкусу лорду Русе. Кислый Алин. Скиннер. Жёлтый Дик. Дальше от помоста, ниже соли, сидели прочие, кого Вонючка знал по виду, но не по имени: присяжные рыцари, сержанты, солдаты и тюремщики, пыточные люди. Но здесь были и незнакомцы, лиц которых он не знал. Некоторые сморщили носы, когда он проходи мимо, другие рассмеялись при его виде. Гости, подумал Вонючка, друзья его светлости и меня вывели, чтобы развлекать их. Он ощутил озноб от страха.
            За высоким столом восседал Болтонский бастард, на месте своего лорда-отца, держа в руках отцовский кубок. Двое стариков делили стол вместе с ним и Вонючке хватило одного взгляда на них, чтобы понять, что оба они тоже были лордами. Один был тощим, с глазами, как кремень, длинной белой бородой и лицом суровым, как зимний наст. На нём был жилет из медвежей шкуры, поношенный и засаленный. Под жилетом виднелась кольчуга, несмотря на то, что её владелец находился за столом. Второй лорд тоже был худ, но в отличие от первого, прямого, как палка, этот был весь изогнут. Одно плечо торчало выше другого и в результате он, склонившийся над своим блюдом, выглядел как стервятник над падалью. У него были серые, жадные глазки, а в раздвоённой бороде перепутались белые и серебряные нити. На лысом черепе торчало всего несколько белых волосков, но зато одет он был в мягкий и добротный плащ из серой шерсти, отделанный чёрным соболем и застёгнутый на плече пряжкой из чеканного серебра.
            Рэмси шеголял в облачении из чёрного и розового – чёрные сапоги, черный пояс и ножны, черный кожаный жилет поверх розового бархатного дублета, расшитого полосами тёмно-красного атласа. В его правом ухе поблёскивал гранат, огранённый в форме капли крови. Однако, несмотря на великолепие в одежде, он оставался уродливым типом, ширококостным, с покатыми плечами, а мясистое телосложение напекало, что в будущем он непременно заплывёт жиром. Кожа имела розовый оттенок, с многочисленными пятнами, нос широк, рот маленький, а волосы были длинными, тёмными и сухими. Его губы были толстыми и мясистыми, но первое, что обычно замечали другие – это его глаза. Ему достались глаза его лорда-отца – маленькие, близко посаженные, странно бледные. Призрачно-серый – так некоторые люди называют такой оттенок, но говоря по правде, его глаза были скорее бесцветными, как два осколка грязноватого льда.
            Завидев Вонючку, он расплылся во влажной улыбке:
            - Вот он. Мой угрюмый старый друг. – Своим соседям он пояснил: - Вонючка сопутствует мне ещё с моих детских лет. Мой лорд-отец подарил его мне в знак своей любви.
            Два лорда обменялись взглядами.
            - Я слышал, что ваш слуга мёртв, - заметил лорд с искривлёнными плечами. – Говорили, что его убили Старки.
            Лорд Рэмси хмыкнул.
            - Люди с Железных островов говорят, что мёртвое умереть не может, оно лишь восстаёт вновь, сильнее, чем прежде. Как Вонючка. Хотя я и признаю, что несёт от него могилой.
            - Он воняет, как ночной горшок и засохшая рвота. – Сутулый старый лорд отбросил в сторону кость, которую грыз и вытер свои пальцы о скатерть. – Что за нужда была тащить его сюда, когда мы едим?
            Второй лорд, старик с прямой спиной и в кольчуге, испытующе изучал Вонючку своими кремнистыми глазами:
            - Посмотри внимательней, - призвал он другого лорда. – Его волосы побелели и весит он не больше трёх стоунов, это верно, но это не слуга. Или ты забыл?
            Горбун посмотрел ещё раз и внезапно фыркнул.
            - Этот? Неужели? Подопечный Старка. Улыбающийся, всегда и всюду.
            - Ну, сейчас он улыбается реже, - признался лорд Рэмси. – Возможно, я лишил его нескольких из его милых белых зубов.
            - Ты бы поступил лучше, если бы перерезал ему глотку, - заметил лорд в кольчуге. – Пёс, оскалившийся на своего хозяина, годится только на шкуры.
            - О, шкуру с него местами ободрали, можете не сомневаться, - ответил Рэмси.
            - Да, милорд. Я дурно вёл себя, милорд. Был дерзок и… - он облизнул губы, пытаясь припомнить, что ещё он натворил. Служи и подчиняйся, сказал он себе, и тебе сохранят жизнь и те части тела, что у тебя ещё остались. Служи и повинуйся и помни своё имя. Вонючка, меня зовут Вонючка. - …дурно вёл себя и…
            - У тебя рот в крови, - отметил Рэмси. – Ты опять грыз свои пальцы, Вонючка?
            - Нет. Нет, милорд, я клянусь. – Вонючка пытался однажды грызть свой безымянный палец, чтобы перебить боль после того, как с него содрали кожу. Лорд Рэмси никогда просто не отрезал человеку палец. Он предпочитал ободрать кожу и оставить плоть сохнуть, покрываться трещинами и загнивать. Вонючка пережил побои, переломы и отрезание пальцев, но ни одно из этих мучений не доставляло и половину той боли, которой сопровождалось сдирание кожи. Это была разновидность боли, которая сводила людей с ума, и её нельзя было терпеть. Раньше или позже жертва начинала вопить: «Пожалуйста, не надо больше, не надо, прекратите мучение, отрежьте это!», и лорд Рэмси делал такое одолжение. Это была игра. Вонючка изучил правила, как могли свидетельствовать его руки и ноги, но однажды он забылся и пытался покончить с болью сам, своими зубами. Рэмси был недоволен, и эта провинность стоила Вонючке другого пальца.
            - Я ел крысу, - промямлил он.
            - Крысу? – бледные глаза Рэмси сверкнули в свете факелов. – Все крысы Дредфорта принадлежат моему лорду-отцу. Как ты осмелился сожрать одну из них без моего позволения?
            Вонючка не знал, что ответить, поэтому промолчал. Одно неверное слово могло стоить ему ещё одной части тела. До сих пор он потерял два пальца на левой руке и мизинец на правой, на ногах же у него не доставало мизинца на правой ноге и трёх пальцев на левой. Временами Рэмси шутил насчёт того, что следовало бы сбалансировать картину. Милорд всего лишь шутит, пытался он убедить себя. Ему не нравится мучить меня, сказал он мне, он вынужден так поступать, только если я даю ему повод. Его лорд милосерден и добр. Он мог бы содрать с него лицо за те вещи, которые Вонючка говорил, пока не узнал своё имя и место.
            - Это становится утомительным, - проворчал лорд в кольчуге. – Прикончи его, да и дело с концом.
            Лорд Рэмси наполнил свою чашу элем.
            - Это испортило бы наш праздник, милорд. Вонючка, у меня для тебя есть радостная новость. Я женюсь. Мой лорд-отец сосватал за меня девчонку Старков. Дочь лорда Эддарда, Арью. Ты ведь помнишь малышку Арью?
            Арья, путающаяся под ногами, чуть не произнёс он. Лошадка-Арья. Младшая сестра Робба, темноволосая, длиннолицая, тощая, как ветка и всегда грязная. Вот Санса была милашкй. Он вспомнил, что было время, когда он думал, будто лорд Эддард Старк женит его на Сансе и объявит своим сыном, но оказалось, что это всего лишь детские фантазии. Арья же…
            - Я помню её. Арью.
            - Она будет леди Винтерфелла, а я - её лордом.
Она  ещё совсем девчонка.
- Да, милорд. Мои поздравления.
- Хочешь присутствовать на моей свадьбе, Вонючка?
Он поколебался:
- Если вы пожелаете, милорд.
- О, я желаю.
Он снова заколебался, гадая – нет ли здесь коварной ловушки?
- Да милорд. Если вам так угодно. Почту за честь.
- Мы распорядимся вызволить тебя из этого гнусного подземелья. Тебя отскоблят от грязи, дадут чистую одежду, будут кормить. Мягкой вкусной кашей, ты ведь любишь такую? Возможно, пирогом с горохом и кусочком бекона. У меня будет для тебя маленькая задача и тебе понадобится твоя сила, чтобы сослужить мне добрую службу. Ты ведь хочешь послужить мне, я же знаю.
- Да, милорд. Больше, чем кто-либо. – Дрожь вновь прошла по его телу. – Я ваш Вонючка. Пожалуйста, позвольте мне служить вам. Пожалуйста.
- Как я могу тебе отказать, когда ты так мило просишь? – Рэмси Болтон расплылся в улыбке. – Я скачу на войну, Вонючка. И ты отправишься вместе со мной, чтобы помочь мне вернуть дом моей девственной невесты.

пятница, 11 ноября 2011 г.

ДЕЙЕНЕРИС. Часть 2


Тень. Намёк. Ничего. Она была кровью дракона, но сэр Барристан предупредил её, что в этой крови содержался и яд. Что, если я схожу с ума?  Ведь её отца называли безумным.
- Я молилась, - сказала она наатийской девочке. – Скоро рассвет. Мне лучше съесть что-то, прежде чем идти в суд.
- Я принесу вам что-нибудь на завтрак.
Снова оставшись одна, Дени обошла вокруг пирамиды в надежде отыскать Куэйту, пройдя через сожжённые деревья и выгоревшую землю там, где её люди пытались поймать Дрогона. Однако единственным звуком был шум ветра в фруктовых деревьях и лишь несколько бледных мотыльков порхали в саду.
Миссандея вернулась с дыней и миской сваренных вкрутую яиц, но Дени не чувствовала аппетита ни на грош. Когда небо посветлело, и звёзды погасли одна за другой, Ирри и Чхику помогли ей облачиться в токар из фиолетового шёлка, расшитый золотой бахромой.
Когда появились Резнак и Скахаз, она встретила их настороженным взглядом исподлобья, размышляя об обещанных ей трёх изменах. «Опасайся надушенного сенешаля». Она подозрительно принюхалась к Резнаку мо Резнаку. «Я могу приказать Бритоголовому арестовать его и допросить». Поможет ли это предотвратить пророчество? Или же другой предатель займёт его место? «Пророчества сами по себе предательские штуки», - напомнила она себе: «Возможно Резнак – это всего лишь Резнак, такой, какой он есть».
В пурпурном зале она нашла свою скамью из чёрного дерева, устланную атласными подушками. Увидев это, Дени легонько улыбнулась. Работа сэра Барристана, знала она. Старый рызарь, безусловно, хороший человек, но временами становится слишком обязательным. Это была всего лишь шутка, сэр, подумала она, но всё же уселась на одну из подушек.
Бессонная ночь скора начала давать о себе знать. Вскоре она боролась с зевотой, пока Резнак лепетал о делах гильдий ремесленников. Кажется, ей подали прошение каменотёсы. И каменщики. Некоторые бывшие рабы занялись резбой по камню и кладкой кирпича, отнимая работу у подмастерьев и мастеров соответствующих гильдий.
- Вольноотпущенники берут за свою работу слишком мало, Великолепная, - говорил Резнак. – Некоторые называют себя подмастерьями или даже мастерами, хотя эти звания могут принадлежать лишь ремесленникам, состоящим в гильдиях. Каменотёсы и каменщики уважительно ходатайствуют перед Вашей Милостью о защите своих древних прав и обычаев.
- Вольноотпущенники берут дёшево, потому что голодны, - отметила Дени. – Если я запрещу им тесать камень и класть кирпичи, вскоре у моих ворот будут толпиться просители из числа лавочников, ткачей или ювелиров с такими же петициями по поводу их ремесла.
Она задумалась на минуту.
- Пусть будет записано, что отныне только членам гильдии допустимо наименоваться мастерами и подмастерьями… при условии, что гильдии допустят в свои списки любого вольноотпущенника, который сможет продемонстрировать нужные навыки.
- Так и будет объявлено, - ответил Резнак. – Будет ли угодно Вашей Милости выслушать благородного Хиздара зо Лорака?
Он никогда не принимает отказа?
- Пусть выйдет вперёд.
Сегодня Хиздар не был одет в токар. Вместо этого он был облачён в простую серо-голубую одежду. Кроме того, он постригся. «Он сбрил бороду и обрезал волосы» - отметила про себя она. Он не стал бритоголовым, нет, но и прежних дурацких крыльев из волос уже не было.
- Ваш цирюльник хорошо служит вам, Хиздар. Надеюсь, вы пришли продемонстрировать его работу, а не преследовать меня разговорами о бойцовых ямах.
Он отвесил глубокий поклон.
- Боюсь, Ваша Милость, что я должен.
Дени скорчила гримасу. Даже её собственные люди не оставляли этот вопрос в покое. Резнак мо Резнак подчёркивал, сколько монеты они могли бы получить через налоги. Зелёная Милость говорила, что открытие ям доставит удовольствие богам. Бритоголовый чувствовал, что это поддержит её в борьбе с Сынами Гарпии. «Позволь им драться» - крякнул Силач Бельвас, бывший когда-то чемпионом бойцовых ям. Сэр Барристан предложил вместо этого турнир: его сироты могли бы скакать на рингах и сражаться затупленным оружием. Однако Дени знала, что эта идея безнадёжна, хотя и высказана из лучших побуждений. Миэринцы жаждали увидеть кровь, а не воинские навыки. Иначе сражавшиеся рабы носили бы доспехи. Казалось, только маленькая Миссандея разделяла сомнения королевы.
- Я уже шесть раз отказывала тебе, - напомнила Хиздару Дени.
- Ваша Светлость молится семи богам, так что, возможно моя седьмая попытка увенчается успехом. Сегодня я пришёл не один. Выслушаете ли вы моих друзей? Их как раз семеро, - он вывел их вперёд одного за другим. – Вот Кхразз. Вот Барсена Черноволосая, храбрейшая из храбрых. Вот Камаррон Счетовод и Великан Гогхор. Это Пятнистый Кот, а это Бесстрашный Итхоук. И, наконец, Белакио Костолом. Они пришли, чтобы присоединить свои голоса к моему, и просить Вашу Милость о позволении открыть бойцовые ямы вновь.
Хотя Дени никогда не видела их прежде, имена она знала. Все они были из числа самых прославленных бойцов Миэрина… и теми самыми рабами, которых освободили из оков её «канализационные крысы» и которые возглавили восстание рабов, положившее город к её ногам. Она была их кровным должником.
- Я выслушаю вас, - разрешила она.
Один за другим, каждый из них попросили её открыть бойцовые ямы.
- Почему, - потребовала она ответа, когда Итхоук закончил свою речь. – Вы больше не рабы, обречённые умирать по прихоти хозяев. Я освободила вас. Почему же вы стремитесь закончить ваши жизни на обагрённом кровью песке?
- Я тренировался с трёх лет, - ответил Великан Гогхор, - и убиваю с шести. Мать Драконов освободила меня. Почему я не свободен драться?
- Если ты желаешь сражаться, бейся за меня. Присягни своим мечом и вступи в ряды Людей Матери или в Вольные Братья или в Верные Щиты. Обучай других моих вольноотпущенников ратному делу.
Гогхор потряс головой.
- Прежде я сражался за хозяина. Теперь вы говорите, чтобы я сражался за вас. Я же хочу биться за самого себя. – Гигант ударил себя в грудь кулаком размером с окорок. – Ради золота. Ради славы.
- Гогхор сказал за всех нас. – Пятнистый Кот был одет в шкуру леопарда, переброшенную через одно плечо. – Когда меня продавали последний раз, я стоил триста тысяч. Когда я был рабом, я спал на мехах и ел красное мясо без косточек. Теперь, когда я свободен, я сплю на соломе и ем солёную рыбу, когда её удаётся достать.
- Хиздар клянётся, что победители будут получать половину от всех денег, собранных за вход, - добавил Кхразз. – Половину, обещает он, а Хиздар – человек чести.
Нет, всего лишь коварный хитрец. Дейенерис почувствовала себя загнанной в ловушку.
- А проигравшие? Что получат они?
- Их имена будут высечены на Воротах Судьбы среди других павших храбрецов, - объявила Барсена. Говорили, что уже восемь лет она побеждала всех других женщин, которых выставляли против неё. – Все люди умирают, и женщины тоже… но не всех вспоминают потом.
Дени нечего было возразить на это. Если это действительно желание моего народа, какое я имею право отказывать им в этом? Этот город принадлежал им до того, как стал моим и это своими собственными жизнями они намерены рисковать.
- Я обдумаю всё, что вы сказали. Благодарю вас за ваши советы. – Она встала. – Мы продолжим завтра утром.
«Все склонитесь перед Дейенерис Бурерождённой, Неопалимой, королевой Миэрина, королевой Андалов, Ройнаров и Первых людей, кхалиси Великого Травяного моря, Разбивательницей оков и Матерью Драконов» - пропела Миссандея.
Сэр Барристан проводил её назад в её покои.
- Расскажите мне историю, - попросила Дени, когда они поднялись. – Что-нибудь про доблесть и отвагу со счастливым концом.
Она чувствовала потребность в счастливом конце.
- Расскажите мне, как вы сбежали от Узурпатора.
- Ваша милость, для бегства ради спасения собственной жизни много доблести не надо.
Она уселась на подушку, скрестила ноги и просительно уставилась на него:
- Пожалуйста! Это был молодой узурпатор, тот, что выгнал вас из Королевской Гвардии?
- Ага, Джоффри. Он назвал мой возраст в качестве предлога, хотя истинная причина была в другом. Мальчишка хотел нацепить белый плащ на своего пса Сандора Клигана, а его мать хотела, чтобы Цареубийца стал её Лордом-командующим. Когда они сказали мне, я… я сбросил с плеч свой плащ и своё командование, швырнул мой меч к ногам Джоффри и наговорил в сердцах лишнего.
- Что вы сказали?
- Правду… но правду никогда не привечали при дворе. Я вышел из тронного зала с поднятой головой, хотя и понятия не имел, куда мне отправляться. Я не знал другого дома, кроме башни Белого Меча. Я знаю, что мои двоюродные братья приняли бы меня в Харвест Холле, но я не хотел обращать на них недовольство Джоффри. Я собирал свои вещи, когда до меня вдруг дошло, что всё это я навлёк на себя сам, когда принял помилование Роберта. Он был хорошим рыцарем, но дурным королём и у него не было никаких прав на трон, который он занял. Я понял, что могу искупить свою вину единственным способом – найти истинного короля и верно служить ему изо всех сил, что ещё у меня остались.
- Моему брату Визерису.
- Таково было моё намерение. Когда я добрался до конюшни, золотые плащи попытались схватить меня. Джоффри предложил мне замок, где я мог бы встретить смерть, но я отверг его щедрый дар, так что теперь он, похоже, решил предложить мне подземелье. Командующий городской стражей, ободрённый моими пустыми ножнами, явился арестовывать меня лично, но с ним было только трое стражников, а у меня всё ещё оставался мой нож. Я полоснул одного по лицу, когда он попытался наложить на меня свои лапы, и проскакал через оставшихся. Когда я мчался к воротам, то слышал, как Янос Слинт орёт на них, чтобы они отправлялись за мной в погоню. Оказавшись снаружи Красного Замка, я угодил в затор на улицах и не смог оторваться. У Речных Ворот меня пытались схватить ещё раз. Те золотые плащи, что гнались за мной от замка, кричали страже у ворот, чтобы меня задержали, и они загородили копьями мне дорогу.
- А у вас по-прежнему не было меча? Как же вы прорвались?
- Настоящий рыцарь стоит десяти стражников. Люди у ворот оказались захвачены врасплох. Я сбил одного лошадью, схватил его копьё и проткнул им глотку своему ближайшему преследователю. Остальные отстали, как только я оказался за воротами, так что я пришпорил коня и пустил его в галоп вдоль реки, пока город не скрылся из виду позади меня. Ночью я продал коня за горсть монет и какие-то тряпки, а поутру влился в поток простолюдинов, шедших к Королевской Гавани. Я выехал через Грязные Ворота, а вернулся через Ворота Богов, с лицом, покрытым грязью, щетиной на щеках и с деревянным посохом вместо оружия. В грубой домотканой одежде и заляпанных грязью башмаках, я был всего лишь ещё одним стариком, бежавшим от войны. Золотые плащи взяли с меня оленя и пропустили внутрь. Королевская Гавань была переполнена беженцами, спасавшимися от сражений. Я затерялся среди них. У меня оставалось немного серебра, но мне нужно было оплатить переезд через Узкое море, поэтому я спал в септах и на улице, а питался в дешёвых харчевнях. Я отпустил бороду, чтобы спрятаться за внешними признаками моего возраста. В день, когда лорд Старк лишился головы, я был там и всё видел. После этого я отправился в Великую Септу и возблагодарил семерых богов за то, что Джоффри снял с меня мой плащ.
- Старк был предателем и получил по заслугам.
- Ваша милость, - произнёс Селми. – Эддард Старк сыграл роль в падении вашего отца, но вам он не желал зла. Когда евнух Варис донёс нам, что вы ждёте ребёнка, Роберт хотел убить вас, но лорд Старк выступил против. Он предложил Роберту поискать себе другого Десницу, но он сам никогда не пойдёт на убийство детей.
- А вы не забыли принцессу Рейенис и принца Эйегона?
- Никогда. Это было дело рук Ланнистеров, Ваша Милость.
- Ланнистеры или Старки, какая разница? Визерис обычно звал их – псы Узурпатора. Если на ребёнка напала свора гончих, какое имеет значение, кто именно перегрыз ему горло? Виновны все собаки. Вина… - слово застряло у неё в горле. Хаззея, подумала она и вдруг услышала свой собственный голос. - Я хочу взглянуть на яму. – Голос был тихим, как шопот ребёнка. – Проводите меня вниз, сэр, если вам не трудно.
Тень неодобрения скользнула по лицу старика, но он не стал оспаривать просьбу королевы:
- Как прикажете.
Самым быстрым путём вниз была лестница для прислуги – узкая, с крутыми супенями, спрятанная в толще стен. Сэр Барристан принёс фонарь, чтобы она не упала впотьмах. Их окружали стены из кирпичей двадцати разных цветов, терявшиеся в серых сумерках, переходивших в чернильную темноту там, куда не доставал свет лампы. Трижды они проходили через посты Безпречных, стоявших так неподвижно, как будто они сами были высечены из камня. Только мягкий звук их шагов по каменным ступеням сопровождал спуск.
На уровне земли Великая пирамида Миэрина была молчалива, наполнена пылью и тенями. Внешние стены здесь достигали тридцати футов в толщину. Внутри них звуки отражались эхом от разноцветных кирпичных сводов и разлетались отголосками по конюшням, стойлам и кладовым. Они миновали три массивные арки и вышли на освещённый факелами спуск в подножие пирамиды, прошли мимо резервуаров, подземелий и застенков, где раньше бичевали рабов, сдирали с них кожу и пытали раскалённым железом. В конце-концов они подошли к паре огромных железных дверей с пятнами ржавчины, охраняемых Безупречными.
По её команде один из стражников достал железный ключ. Дверь отворилась, завижав петлями. Дейенерис Таргариен шагнула внутрь пышущей жаром темноты и остановилась на краю глубокой ямы. Сорока футами ниже её драконы подняли свои головы. Четыре глаза вспыхнули в сумраке: два оттенка расплавленного золота и ещё два – цвета бронзы.
Сэр Барристан взял её за руку:
- Ближе не стоит.
- Вы думаете, что они могут причинить вред мне?
- Я не знаю, Ваша милость, и у меня нет желания рисковать Вами, чтобы узнать ответ.
Когда Рейегаль взревел, сгусток жёлтого пламени в полсекунды превратил тьму в день. Огонь скользнул вдоль стен, и Дени ощутила жар на своём лице, как будто перед ней распахнули печь. На другом конце ямы Визерион развернул крылья и от их колебаний спёртый воздух пришёл в движение. Он попытался подлететь к ней, но цепи остановили его взлёт и дракон снова шлёпнулся на брюхо. Звенья размером с человеческий кулак приковывали ноги к полу, а железный обруч на шее был прикреплён к стене за его спиной. На Рейегале был такой же набор цепей. В свете лампы Селми его чешуя блестела, как нефрит. Дым выходил наружу между его зубами. Кости покрывали пол у его ног, потрескавшиеся, обожжённые и расколотые. Возух был неприятно жарким и насыщен запахами серы и обгорелого мяса.
- Они подросли, - голос Дени отразился от опалённых каменных стен. Капля пота стекла по её лбу и упала на грудь. – Это правда, что драконы никогда не перестают расти?
- Если им хватает еды и пространства для роста. Хотя, будучи приковаными здесь…
Великие господа использовали эту яму в качестве тюрьмы. Она была достаточно велика, чтобы вместить пятьсот человек… и более чем достаточна для двух драконов. Насколько долго это будет так? Что будет, когда они вырастут настолько, что перестанут умещаться в яме? Обратят ли они друг против друга свои когти и пламя? Или же они вырастут бледными и слабыми, с чахлой грудью и сморщенными крыльями? Останутся ли они до конца способными извергать огонь?
Что за мать способна позволить своим детям гнить во тьме?
Если я оглянусь, я обречена, твердила себе Дени… но как же ей было не оглядываться? Я должна была предвидеть такой поворот событий. Была ли я настолько слепа или закрывала глаза умышленно, не желая видеть истинную цену власти?
Визерис рассказал ей все сказки, когда она была маленькой. Он любил поговорить о драконах. Она знала, как пал Харенхолл. Она знала об Огненных полях и Танце с драконами. Один из её предков, третий по счёту Эйегон, видел, как его собственную мать пожрал дракон его дяди. А ещё были песни, в которых перечислялись деревни и целые королевства, жившие в страхе перед драконами, пока не являлся спаситель в лице отважного драконоборца. В Астапоре глаза работорговца вытекли от жаркого дыхания её дракона. А по дороге на Юнкай, когда Даарио бросил головы Лысого Саллора и Прендахла на Гхезна к её ногам, её дети устроили из них пир. Драконы не боятся людей. И как только дракон вырастает достаточно, чтобы схватить овцу, он с лёгкостью может закусить и ребёнком.
Её звали Хаззея. Ей было четыре годика. Если её отец не соврал. А он мог соврать. Никто не видел дракона, кроме него. Он принёс в доказательство обгоревшие кости, но обгоревшие кости ничего не доказывают. Он мог сам прикончить малышку, а после сжечь. Как заявил Бритоголовый, он был бы не первым отцом, который решил избавиться от нежелательной дочери. Всё это могли устроить Сыны Гарпии, придав видимость нападения драконов, чтобы вызвать в горожанах ненависть ко мне. Дени хотела бы поверить в это… но если это было так, зачем отец Хаззеи дожидался, пока зал приёмов не опустеет и лишь потом вышел вперёд? Если бы он намеревался взбунтовать миэринцев против неё, он рассказал бы свою историю перед многочисленными слушателями.
Бритоголовый уговаривал её предать мужчину смерти.
- По крайней мере, вырежьте ему язык. Его враки могут уничтожить нас всех, Сиятельная.
Вместо этого Дени предпочла заплатить выкуп за кровь. Никто не смог назвать ей цену дочери, так что она установила выплату в размере, стократно превышавшем цену ягнёнка.
- Если бы могла, я предпочла бы вернуть тебе дочь, - сказала она отцу. – Но некоторые вещи лежат за пределами даже королевской власти. Её кости найдут последнее успокоение в Башне Милостивых, и сто свечей будут гореть в память о ней день и ночь. Возвращайся ко мне каждый год в её день наречения, ты и другие твои дети, если пожелаешь… но эта история никогда больше не должна покидать твоих губ.
- Люди будут спрашивать, - отвечал скорбящий отец. – Они спросят, где Хаззея и как она умерла.
- Её убила ядовитая змея, - настоятельно предложил Резнак мо Резнак. – Унёс хищный волк. Сразила скрытая болезнь. Говори, что пожелаешь, но ни звука не произноси о драконах.
Когти Визериона заскоблили по камню и массивные цепи загремели, когда он снова попытался взлететь к ней. Потерпев неудачу, он взревел и, выгнув голову, насколько мог, обдал золотым пламенем стену у себя за спиной. Насколько скоро его пламя станет настолько горячим, что сможет раскрошить камень и расплавить железо?
Когда-то, совсем недавно, он мог сидеть у неё на плече и обвивал свой хвост кольцами вокруг её руки. Когда-то она кормила его кусочками обугленного мяса из собственных рук. Его первым заковали в цепи. Дейенерис сама отвела его в яму и заперла там вместе с несколькими волами. Когда он наелся, его потянуло в сон. Во сне его и приковали.
С Рейегалем вышло сложнее. Возможно, он слышал, как его брат бушует в яме, несмотря на стены из кирпича и камня, разделявшие их. В конце концов, на него удалось набросить сеть из тяжёлых железных цепей, когда он грелся на её террасе. Он отбивался так ожесточённо, что потребовалось три дня, чтобы стащить его в подземелье, извивающегося и щёлкающего. Шесть человек сгорели во время этой борьбы.
И Дрогон…
Крылатая тень, как назвал его скорбный отец. Из всех троих он был самый большой, самый сильный и дикий. Его чешуя черна, как ночь, а глаза горят, как огненные колодцы.
Дрогон охотился далеко в полях, но когда был сыт, любил погреться на солнце на вершине Великой пирамиды, где когда-то стояла гарпия Миэрина. Трижды его пытались поймать здесь и трижды терпели неудачу. Сорок самых её отважных храбрецов рисковали собой. Почти все они получили ожоги, а четыре человека скончались. Последний раз она видела Дрогона на закате дня после третьей попытки. Чёрный дракон летел на север через Скахазадхан, по направлению к высоким травам Дотракийского моря. Больше он не возвращался.
Матерь Драконов, подумала Дени. Мать чудовищ. Что я выпустила в мир? Я королева, но мой трон сделан из обгорелых костей и покоится на зыбучем песке. Как она может надеятся удержать Миэрин без драконов, не говоря уже о том, чтобы вернуть себе Вестерос? Я кровь от крови драконов, подумала она. Если они чудовища, то и я тоже.