Тень. Намёк. Ничего. Она была кровью дракона, но сэр Барристан предупредил её, что в этой крови содержался и яд. Что, если я схожу с ума? Ведь её отца называли безумным.
- Я молилась, - сказала она наатийской девочке. – Скоро рассвет. Мне лучше съесть что-то, прежде чем идти в суд.
- Я принесу вам что-нибудь на завтрак.
Снова оставшись одна, Дени обошла вокруг пирамиды в надежде отыскать Куэйту, пройдя через сожжённые деревья и выгоревшую землю там, где её люди пытались поймать Дрогона. Однако единственным звуком был шум ветра в фруктовых деревьях и лишь несколько бледных мотыльков порхали в саду.
Миссандея вернулась с дыней и миской сваренных вкрутую яиц, но Дени не чувствовала аппетита ни на грош. Когда небо посветлело, и звёзды погасли одна за другой, Ирри и Чхику помогли ей облачиться в токар из фиолетового шёлка, расшитый золотой бахромой.
Когда появились Резнак и Скахаз, она встретила их настороженным взглядом исподлобья, размышляя об обещанных ей трёх изменах. «Опасайся надушенного сенешаля». Она подозрительно принюхалась к Резнаку мо Резнаку. «Я могу приказать Бритоголовому арестовать его и допросить». Поможет ли это предотвратить пророчество? Или же другой предатель займёт его место? «Пророчества сами по себе предательские штуки», - напомнила она себе: «Возможно Резнак – это всего лишь Резнак, такой, какой он есть».
В пурпурном зале она нашла свою скамью из чёрного дерева, устланную атласными подушками. Увидев это, Дени легонько улыбнулась. Работа сэра Барристана, знала она. Старый рызарь, безусловно, хороший человек, но временами становится слишком обязательным. Это была всего лишь шутка, сэр, подумала она, но всё же уселась на одну из подушек.
Бессонная ночь скора начала давать о себе знать. Вскоре она боролась с зевотой, пока Резнак лепетал о делах гильдий ремесленников. Кажется, ей подали прошение каменотёсы. И каменщики. Некоторые бывшие рабы занялись резбой по камню и кладкой кирпича, отнимая работу у подмастерьев и мастеров соответствующих гильдий.
- Вольноотпущенники берут за свою работу слишком мало, Великолепная, - говорил Резнак. – Некоторые называют себя подмастерьями или даже мастерами, хотя эти звания могут принадлежать лишь ремесленникам, состоящим в гильдиях. Каменотёсы и каменщики уважительно ходатайствуют перед Вашей Милостью о защите своих древних прав и обычаев.
- Вольноотпущенники берут дёшево, потому что голодны, - отметила Дени. – Если я запрещу им тесать камень и класть кирпичи, вскоре у моих ворот будут толпиться просители из числа лавочников, ткачей или ювелиров с такими же петициями по поводу их ремесла.
Она задумалась на минуту.
- Пусть будет записано, что отныне только членам гильдии допустимо наименоваться мастерами и подмастерьями… при условии, что гильдии допустят в свои списки любого вольноотпущенника, который сможет продемонстрировать нужные навыки.
- Так и будет объявлено, - ответил Резнак. – Будет ли угодно Вашей Милости выслушать благородного Хиздара зо Лорака?
Он никогда не принимает отказа?
- Пусть выйдет вперёд.
Сегодня Хиздар не был одет в токар. Вместо этого он был облачён в простую серо-голубую одежду. Кроме того, он постригся. «Он сбрил бороду и обрезал волосы» - отметила про себя она. Он не стал бритоголовым, нет, но и прежних дурацких крыльев из волос уже не было.
- Ваш цирюльник хорошо служит вам, Хиздар. Надеюсь, вы пришли продемонстрировать его работу, а не преследовать меня разговорами о бойцовых ямах.
Он отвесил глубокий поклон.
- Боюсь, Ваша Милость, что я должен.
Дени скорчила гримасу. Даже её собственные люди не оставляли этот вопрос в покое. Резнак мо Резнак подчёркивал, сколько монеты они могли бы получить через налоги. Зелёная Милость говорила, что открытие ям доставит удовольствие богам. Бритоголовый чувствовал, что это поддержит её в борьбе с Сынами Гарпии. «Позволь им драться» - крякнул Силач Бельвас, бывший когда-то чемпионом бойцовых ям. Сэр Барристан предложил вместо этого турнир: его сироты могли бы скакать на рингах и сражаться затупленным оружием. Однако Дени знала, что эта идея безнадёжна, хотя и высказана из лучших побуждений. Миэринцы жаждали увидеть кровь, а не воинские навыки. Иначе сражавшиеся рабы носили бы доспехи. Казалось, только маленькая Миссандея разделяла сомнения королевы.
- Я уже шесть раз отказывала тебе, - напомнила Хиздару Дени.
- Ваша Светлость молится семи богам, так что, возможно моя седьмая попытка увенчается успехом. Сегодня я пришёл не один. Выслушаете ли вы моих друзей? Их как раз семеро, - он вывел их вперёд одного за другим. – Вот Кхразз. Вот Барсена Черноволосая, храбрейшая из храбрых. Вот Камаррон Счетовод и Великан Гогхор. Это Пятнистый Кот, а это Бесстрашный Итхоук. И, наконец, Белакио Костолом. Они пришли, чтобы присоединить свои голоса к моему, и просить Вашу Милость о позволении открыть бойцовые ямы вновь.
Хотя Дени никогда не видела их прежде, имена она знала. Все они были из числа самых прославленных бойцов Миэрина… и теми самыми рабами, которых освободили из оков её «канализационные крысы» и которые возглавили восстание рабов, положившее город к её ногам. Она была их кровным должником.
- Я выслушаю вас, - разрешила она.
Один за другим, каждый из них попросили её открыть бойцовые ямы.
- Почему, - потребовала она ответа, когда Итхоук закончил свою речь. – Вы больше не рабы, обречённые умирать по прихоти хозяев. Я освободила вас. Почему же вы стремитесь закончить ваши жизни на обагрённом кровью песке?
- Я тренировался с трёх лет, - ответил Великан Гогхор, - и убиваю с шести. Мать Драконов освободила меня. Почему я не свободен драться?
- Если ты желаешь сражаться, бейся за меня. Присягни своим мечом и вступи в ряды Людей Матери или в Вольные Братья или в Верные Щиты. Обучай других моих вольноотпущенников ратному делу.
Гогхор потряс головой.
- Прежде я сражался за хозяина. Теперь вы говорите, чтобы я сражался за вас. Я же хочу биться за самого себя. – Гигант ударил себя в грудь кулаком размером с окорок. – Ради золота. Ради славы.
- Гогхор сказал за всех нас. – Пятнистый Кот был одет в шкуру леопарда, переброшенную через одно плечо. – Когда меня продавали последний раз, я стоил триста тысяч. Когда я был рабом, я спал на мехах и ел красное мясо без косточек. Теперь, когда я свободен, я сплю на соломе и ем солёную рыбу, когда её удаётся достать.
- Хиздар клянётся, что победители будут получать половину от всех денег, собранных за вход, - добавил Кхразз. – Половину, обещает он, а Хиздар – человек чести.
Нет, всего лишь коварный хитрец. Дейенерис почувствовала себя загнанной в ловушку.
- А проигравшие? Что получат они?
- Их имена будут высечены на Воротах Судьбы среди других павших храбрецов, - объявила Барсена. Говорили, что уже восемь лет она побеждала всех других женщин, которых выставляли против неё. – Все люди умирают, и женщины тоже… но не всех вспоминают потом.
Дени нечего было возразить на это. Если это действительно желание моего народа, какое я имею право отказывать им в этом? Этот город принадлежал им до того, как стал моим и это своими собственными жизнями они намерены рисковать.
- Я обдумаю всё, что вы сказали. Благодарю вас за ваши советы. – Она встала. – Мы продолжим завтра утром.
«Все склонитесь перед Дейенерис Бурерождённой, Неопалимой, королевой Миэрина, королевой Андалов, Ройнаров и Первых людей, кхалиси Великого Травяного моря, Разбивательницей оков и Матерью Драконов» - пропела Миссандея.
Сэр Барристан проводил её назад в её покои.
- Расскажите мне историю, - попросила Дени, когда они поднялись. – Что-нибудь про доблесть и отвагу со счастливым концом.
Она чувствовала потребность в счастливом конце.
- Расскажите мне, как вы сбежали от Узурпатора.
- Ваша милость, для бегства ради спасения собственной жизни много доблести не надо.
Она уселась на подушку, скрестила ноги и просительно уставилась на него:
- Пожалуйста! Это был молодой узурпатор, тот, что выгнал вас из Королевской Гвардии?
- Ага, Джоффри. Он назвал мой возраст в качестве предлога, хотя истинная причина была в другом. Мальчишка хотел нацепить белый плащ на своего пса Сандора Клигана, а его мать хотела, чтобы Цареубийца стал её Лордом-командующим. Когда они сказали мне, я… я сбросил с плеч свой плащ и своё командование, швырнул мой меч к ногам Джоффри и наговорил в сердцах лишнего.
- Что вы сказали?
- Правду… но правду никогда не привечали при дворе. Я вышел из тронного зала с поднятой головой, хотя и понятия не имел, куда мне отправляться. Я не знал другого дома, кроме башни Белого Меча. Я знаю, что мои двоюродные братья приняли бы меня в Харвест Холле, но я не хотел обращать на них недовольство Джоффри. Я собирал свои вещи, когда до меня вдруг дошло, что всё это я навлёк на себя сам, когда принял помилование Роберта. Он был хорошим рыцарем, но дурным королём и у него не было никаких прав на трон, который он занял. Я понял, что могу искупить свою вину единственным способом – найти истинного короля и верно служить ему изо всех сил, что ещё у меня остались.
- Моему брату Визерису.
- Таково было моё намерение. Когда я добрался до конюшни, золотые плащи попытались схватить меня. Джоффри предложил мне замок, где я мог бы встретить смерть, но я отверг его щедрый дар, так что теперь он, похоже, решил предложить мне подземелье. Командующий городской стражей, ободрённый моими пустыми ножнами, явился арестовывать меня лично, но с ним было только трое стражников, а у меня всё ещё оставался мой нож. Я полоснул одного по лицу, когда он попытался наложить на меня свои лапы, и проскакал через оставшихся. Когда я мчался к воротам, то слышал, как Янос Слинт орёт на них, чтобы они отправлялись за мной в погоню. Оказавшись снаружи Красного Замка, я угодил в затор на улицах и не смог оторваться. У Речных Ворот меня пытались схватить ещё раз. Те золотые плащи, что гнались за мной от замка, кричали страже у ворот, чтобы меня задержали, и они загородили копьями мне дорогу.
- А у вас по-прежнему не было меча? Как же вы прорвались?
- Настоящий рыцарь стоит десяти стражников. Люди у ворот оказались захвачены врасплох. Я сбил одного лошадью, схватил его копьё и проткнул им глотку своему ближайшему преследователю. Остальные отстали, как только я оказался за воротами, так что я пришпорил коня и пустил его в галоп вдоль реки, пока город не скрылся из виду позади меня. Ночью я продал коня за горсть монет и какие-то тряпки, а поутру влился в поток простолюдинов, шедших к Королевской Гавани. Я выехал через Грязные Ворота, а вернулся через Ворота Богов, с лицом, покрытым грязью, щетиной на щеках и с деревянным посохом вместо оружия. В грубой домотканой одежде и заляпанных грязью башмаках, я был всего лишь ещё одним стариком, бежавшим от войны. Золотые плащи взяли с меня оленя и пропустили внутрь. Королевская Гавань была переполнена беженцами, спасавшимися от сражений. Я затерялся среди них. У меня оставалось немного серебра, но мне нужно было оплатить переезд через Узкое море, поэтому я спал в септах и на улице, а питался в дешёвых харчевнях. Я отпустил бороду, чтобы спрятаться за внешними признаками моего возраста. В день, когда лорд Старк лишился головы, я был там и всё видел. После этого я отправился в Великую Септу и возблагодарил семерых богов за то, что Джоффри снял с меня мой плащ.
- Старк был предателем и получил по заслугам.
- Ваша милость, - произнёс Селми. – Эддард Старк сыграл роль в падении вашего отца, но вам он не желал зла. Когда евнух Варис донёс нам, что вы ждёте ребёнка, Роберт хотел убить вас, но лорд Старк выступил против. Он предложил Роберту поискать себе другого Десницу, но он сам никогда не пойдёт на убийство детей.
- А вы не забыли принцессу Рейенис и принца Эйегона?
- Никогда. Это было дело рук Ланнистеров, Ваша Милость.
- Ланнистеры или Старки, какая разница? Визерис обычно звал их – псы Узурпатора. Если на ребёнка напала свора гончих, какое имеет значение, кто именно перегрыз ему горло? Виновны все собаки. Вина… - слово застряло у неё в горле. Хаззея, подумала она и вдруг услышала свой собственный голос. - Я хочу взглянуть на яму. – Голос был тихим, как шопот ребёнка. – Проводите меня вниз, сэр, если вам не трудно.
Тень неодобрения скользнула по лицу старика, но он не стал оспаривать просьбу королевы:
- Как прикажете.
Самым быстрым путём вниз была лестница для прислуги – узкая, с крутыми супенями, спрятанная в толще стен. Сэр Барристан принёс фонарь, чтобы она не упала впотьмах. Их окружали стены из кирпичей двадцати разных цветов, терявшиеся в серых сумерках, переходивших в чернильную темноту там, куда не доставал свет лампы. Трижды они проходили через посты Безпречных, стоявших так неподвижно, как будто они сами были высечены из камня. Только мягкий звук их шагов по каменным ступеням сопровождал спуск.
На уровне земли Великая пирамида Миэрина была молчалива, наполнена пылью и тенями. Внешние стены здесь достигали тридцати футов в толщину. Внутри них звуки отражались эхом от разноцветных кирпичных сводов и разлетались отголосками по конюшням, стойлам и кладовым. Они миновали три массивные арки и вышли на освещённый факелами спуск в подножие пирамиды, прошли мимо резервуаров, подземелий и застенков, где раньше бичевали рабов, сдирали с них кожу и пытали раскалённым железом. В конце-концов они подошли к паре огромных железных дверей с пятнами ржавчины, охраняемых Безупречными.
По её команде один из стражников достал железный ключ. Дверь отворилась, завижав петлями. Дейенерис Таргариен шагнула внутрь пышущей жаром темноты и остановилась на краю глубокой ямы. Сорока футами ниже её драконы подняли свои головы. Четыре глаза вспыхнули в сумраке: два оттенка расплавленного золота и ещё два – цвета бронзы.
Сэр Барристан взял её за руку:
- Ближе не стоит.
- Вы думаете, что они могут причинить вред мне?
- Я не знаю, Ваша милость, и у меня нет желания рисковать Вами, чтобы узнать ответ.
Когда Рейегаль взревел, сгусток жёлтого пламени в полсекунды превратил тьму в день. Огонь скользнул вдоль стен, и Дени ощутила жар на своём лице, как будто перед ней распахнули печь. На другом конце ямы Визерион развернул крылья и от их колебаний спёртый воздух пришёл в движение. Он попытался подлететь к ней, но цепи остановили его взлёт и дракон снова шлёпнулся на брюхо. Звенья размером с человеческий кулак приковывали ноги к полу, а железный обруч на шее был прикреплён к стене за его спиной. На Рейегале был такой же набор цепей. В свете лампы Селми его чешуя блестела, как нефрит. Дым выходил наружу между его зубами. Кости покрывали пол у его ног, потрескавшиеся, обожжённые и расколотые. Возух был неприятно жарким и насыщен запахами серы и обгорелого мяса.
- Они подросли, - голос Дени отразился от опалённых каменных стен. Капля пота стекла по её лбу и упала на грудь. – Это правда, что драконы никогда не перестают расти?
- Если им хватает еды и пространства для роста. Хотя, будучи приковаными здесь…
Великие господа использовали эту яму в качестве тюрьмы. Она была достаточно велика, чтобы вместить пятьсот человек… и более чем достаточна для двух драконов. Насколько долго это будет так? Что будет, когда они вырастут настолько, что перестанут умещаться в яме? Обратят ли они друг против друга свои когти и пламя? Или же они вырастут бледными и слабыми, с чахлой грудью и сморщенными крыльями? Останутся ли они до конца способными извергать огонь?
Что за мать способна позволить своим детям гнить во тьме?
Если я оглянусь, я обречена, твердила себе Дени… но как же ей было не оглядываться? Я должна была предвидеть такой поворот событий. Была ли я настолько слепа или закрывала глаза умышленно, не желая видеть истинную цену власти?
Визерис рассказал ей все сказки, когда она была маленькой. Он любил поговорить о драконах. Она знала, как пал Харенхолл. Она знала об Огненных полях и Танце с драконами. Один из её предков, третий по счёту Эйегон, видел, как его собственную мать пожрал дракон его дяди. А ещё были песни, в которых перечислялись деревни и целые королевства, жившие в страхе перед драконами, пока не являлся спаситель в лице отважного драконоборца. В Астапоре глаза работорговца вытекли от жаркого дыхания её дракона. А по дороге на Юнкай, когда Даарио бросил головы Лысого Саллора и Прендахла на Гхезна к её ногам, её дети устроили из них пир. Драконы не боятся людей. И как только дракон вырастает достаточно, чтобы схватить овцу, он с лёгкостью может закусить и ребёнком.
Её звали Хаззея. Ей было четыре годика. Если её отец не соврал. А он мог соврать. Никто не видел дракона, кроме него. Он принёс в доказательство обгоревшие кости, но обгоревшие кости ничего не доказывают. Он мог сам прикончить малышку, а после сжечь. Как заявил Бритоголовый, он был бы не первым отцом, который решил избавиться от нежелательной дочери. Всё это могли устроить Сыны Гарпии, придав видимость нападения драконов, чтобы вызвать в горожанах ненависть ко мне. Дени хотела бы поверить в это… но если это было так, зачем отец Хаззеи дожидался, пока зал приёмов не опустеет и лишь потом вышел вперёд? Если бы он намеревался взбунтовать миэринцев против неё, он рассказал бы свою историю перед многочисленными слушателями.
Бритоголовый уговаривал её предать мужчину смерти.
- По крайней мере, вырежьте ему язык. Его враки могут уничтожить нас всех, Сиятельная.
Вместо этого Дени предпочла заплатить выкуп за кровь. Никто не смог назвать ей цену дочери, так что она установила выплату в размере, стократно превышавшем цену ягнёнка.
- Если бы могла, я предпочла бы вернуть тебе дочь, - сказала она отцу. – Но некоторые вещи лежат за пределами даже королевской власти. Её кости найдут последнее успокоение в Башне Милостивых, и сто свечей будут гореть в память о ней день и ночь. Возвращайся ко мне каждый год в её день наречения, ты и другие твои дети, если пожелаешь… но эта история никогда больше не должна покидать твоих губ.
- Люди будут спрашивать, - отвечал скорбящий отец. – Они спросят, где Хаззея и как она умерла.
- Её убила ядовитая змея, - настоятельно предложил Резнак мо Резнак. – Унёс хищный волк. Сразила скрытая болезнь. Говори, что пожелаешь, но ни звука не произноси о драконах.
Когти Визериона заскоблили по камню и массивные цепи загремели, когда он снова попытался взлететь к ней. Потерпев неудачу, он взревел и, выгнув голову, насколько мог, обдал золотым пламенем стену у себя за спиной. Насколько скоро его пламя станет настолько горячим, что сможет раскрошить камень и расплавить железо?
Когда-то, совсем недавно, он мог сидеть у неё на плече и обвивал свой хвост кольцами вокруг её руки. Когда-то она кормила его кусочками обугленного мяса из собственных рук. Его первым заковали в цепи. Дейенерис сама отвела его в яму и заперла там вместе с несколькими волами. Когда он наелся, его потянуло в сон. Во сне его и приковали.
С Рейегалем вышло сложнее. Возможно, он слышал, как его брат бушует в яме, несмотря на стены из кирпича и камня, разделявшие их. В конце концов, на него удалось набросить сеть из тяжёлых железных цепей, когда он грелся на её террасе. Он отбивался так ожесточённо, что потребовалось три дня, чтобы стащить его в подземелье, извивающегося и щёлкающего. Шесть человек сгорели во время этой борьбы.
И Дрогон…
Крылатая тень, как назвал его скорбный отец. Из всех троих он был самый большой, самый сильный и дикий. Его чешуя черна, как ночь, а глаза горят, как огненные колодцы.
Дрогон охотился далеко в полях, но когда был сыт, любил погреться на солнце на вершине Великой пирамиды, где когда-то стояла гарпия Миэрина. Трижды его пытались поймать здесь и трижды терпели неудачу. Сорок самых её отважных храбрецов рисковали собой. Почти все они получили ожоги, а четыре человека скончались. Последний раз она видела Дрогона на закате дня после третьей попытки. Чёрный дракон летел на север через Скахазадхан, по направлению к высоким травам Дотракийского моря. Больше он не возвращался.
Матерь Драконов, подумала Дени. Мать чудовищ. Что я выпустила в мир? Я королева, но мой трон сделан из обгорелых костей и покоится на зыбучем песке. Как она может надеятся удержать Миэрин без драконов, не говоря уже о том, чтобы вернуть себе Вестерос? Я кровь от крови драконов, подумала она. Если они чудовища, то и я тоже.
